— Ишь ты, — крякнул Хлу. — Неужто все на нас? Ну и нагнали мы на них страху, чтоб мне жить вечно!
— Так-то лучше, — проворчал Кулу, поднимая ружье. — Ненавижу затишья и засады. Ну, держитесь, ублюдки.
— Ты рехнулся, — сказал Барг. — Вон их сколько. Уходить надо, пока не заметили.
Вдруг раздался глухой удар — совсем рядом — и хруст, и Хлу со стоном упал на лед. В спине его зияла рваная рана, похожая на ухмыляющуюся пасть.
У края колодца в клубящемся тумане стояла Грага. В руках она сжимала тяжелую железку жуткого вида и странной формы, должно быть орудие пытки. С кривых лезвий, дымясь, капала кровь. Свежие красные пятна на льняной одежде Граги быстро задубели от мороза. Женщина уже занесла железку для второго удара, а Элгар, стоявший к ней спиной, не успел даже обернуться. Орми бросился к Граге, с ужасом сознавая, что опоздает…
Тонкая белая нить мелькнула в воздухе и оплела Граге шею. Аш рванул аркан, и Грага с хрипом повалилась на снег. Кулу кинулся к ней с ножом в руке, но Эйле опередила его и, склонившись над Грагой, заслонила ее своим телом. Аркан глубоко врезался в шею Граги. Лицо налилось кровью, белки глаз покраснели.
— Зачем ты это сделала? Даже марбиане не тронули нас. А ты… За что тебе нас ненавидеть?
— Грязные выродки, — прохрипела Грага, вращая жуткими выпученными глазами и судорожно вздрагивая. — У вас и так было все… вонючие счастливчики… а у нас только сила… и вера, что не бывает иначе… но вы и это отняли… дерьмо. Убью!
Грага попыталась схватить Эйле за горло, но промахнулась — руки не слушались. Кулу, зайдя сбоку, всадил-таки нож ей в сердце.
Эйле бросила на Кулу взгляд, полный гнева, и что-то крикнула, но слова ее потонули в оглушительном грохоте. Столб огня взметнулся в сотне шагов к югу, посыпались градом ледяные обломки.
— Пушки! — крикнул Аги. — Плохо дело. Надо уходить!
У них остался только один путь к отступлению — на северо-восток, к скалам. Они побежали, и облако пара над входом в Дуль-Куг ненадолго скрыло их от врагов.
Два мертвых тела остались на красном снегу у провала.
Взрывы следовали один за другим. Глыбы льда пролетали над самыми головами беглецов, но никто пока не был ранен. Они достигли первых утесов и начали подниматься на кряж, перебегая от валуна к валуну. В небольшой лощине в четверти мили над ледником остановились перевести дух. Отсюда вражеское войско было видно как на ладони. Всадники на мамонтах и мохнатых конях миновали дымящееся отверстие шахты и приближались к скалам, а один мамонт уже поднимался по ущелью. Пушки продолжали стрелять, и взрывы раздавались то слева, то справа, с каждым разом все ближе.
Мешкать было нельзя, и после краткой передышки они двинулись дальше. Вдруг сверху из-за нависшей скалы раздался рев мамонта. «Неужели окружены?»
— Эй! Сюда!
Голос Хресы. Вот это удача!
— Вижу, вы совсем не наделали шума там внизу! За вами почти никто не гонится, разрази меня Улле!
— Белолобый! Хреса! Мама!
Они обогнули утес, и мамонты посадили их себе на спины и понесли. Теперь беглецы поднимались куда быстрее, но скрываться от глаз неприятеля уже не могли. Мохнатые гиганты оказались слишком хорошей мишенью. Один из снарядов разорвался совсем близко, и обломок камня ударил Бату в грудь. Бату наклонился вперед и прижался к затылку Белолобого. Кровь была почти не видна на красноватой шерсти. «Все, конец, — подумал Орми, до боли стискивая зубы, — Пропал Бату. Дня не протянет».