– Нет, – повторила я громче, почти перейдя на крик.

В суд я все же пошла. Добровольная расплата. Явка с повинной.

В зале суда воздух сухой, как песок. Давит, не дает дышать. Головная боль отдает в левый глаз. Поясницу ломит.

Мы с мамой сели на балконе в первом ряду. Я ощущала, что на меня смотрят, слышала, как шепчут мое имя. И тем не менее чувствовала себя невидимкой, призраком. Меня словно там и не было.

Мэтти сидел на скамье подсудимых. Он посмотрел в нашу сторону и подмигнул. Мама ответила одобрительной улыбкой, хотя я не уверена, что Мэтти подмигивал именно ей. Зал был забит под завязку, нас так прижали друг к другу, что я не понимала, кто из нас дрожит, она или я.

– Встать, суд идет!

Вошел судья Крозе. Мантия на нем висела свободно – то ли была ему велика, то ли старик усох, пока ее носил. Судья сказал несколько слов, которые я не разобрала, затем спросил у председателя коллегии присяжных, вынесен ли вердикт.

Из числа присяжных поднялась угловатая женщина, чем-то напоминавшая мисс Бекон. Она ответила, что вердикт вынесен, и уточнила, что решение принято единогласно.

Я хотела взять маму за руку, но она прижимала к губам сложенные ладони, напряженно смотрела куда-то вдаль. Молилась.

– Каков ваш вердикт?

– Виновен, – озвучила председатель.

Мы выдохнули, как будто из шарика выпустили воздух. В зале зашумели, и судья призвал собравшихся к порядку. Я закрыла рукой рот, боясь, что меня стошнит, и произнесла всего одно слово.

Мэтти посмотрел на балкон. Прямо на нас.

Лицо его побелело, как мел. Губы беззвучно раскрылись.

Умирающий Цезарь.

«И ты, Брут?»