Книги

Остров Немого

22
18
20
22
24
26
28
30

– Да что ты несешь? Я же говорю, что он уже мертвый!

– Замолчи! Он не умер!

И Суннива закатала рукава, что повергло Юрдис в еще больший ужас.

– Суннива, пожалуйста! Прошу тебя!

– Не меня проси, Юрдис, а Господа, чтобы направил мои руки.

Солнце зашло за горизонт. Темнота окутала всё, погружая в тишину. Только ритмичное мигание маяка разрывало покров мрака. Элиза лежала неподвижно и слушала дыхание.

Тяжелое, глубокое, шумное, измученное – ее брата.

Негромкое, ровное, спокойное – Агнес.

Дыхание Юрдис было неглубоким и слабым, прерывистым.

А дыхание ребенка, получившего имя Мортен, оказалось резким, неровным и удивленным.

Дыхание говорит о человеке больше, чем слова, оно обнажает самую сущность. Нужно только понимать его, и оно расскажет вам о многом.

В той же темноте дежурившая на маяке Суннива ножиком вырезала на ракушке маленькое сердечко, чтобы подарить Юрдис, которая сражалась за жизнь – свою и маленького существа. И победила.

10

Бундэвик не сомневался, что у героини повести Суннивы «Госпожа Алвер» был прототип, причем смотрительница маяка должна была хорошо знать ее лично. Он считал, что невозможно написать нечто подобное, полагаясь лишь на воображение и ограниченный жизненный опыт. Как могла Суннива так тонко понять жизнь супругов и детей, если никогда не была замужем? Как получилось у нее так точно описать отчуждение фанатичного и фальшивого общества, самодурство мужа, психологию женщины, столкнувшейся с насилием, если она даже не покидала остров? Эти вопросы мучили Нильса уже несколько недель. Только благодаря светлой и грустной истории Сверре он смог наконец связать концы с концами и кое-что понять.

– Элиза приезжала каждое лето, – начал свой рассказ Сверре. – Она отправлялась в долгий путь, чтобы навестить нас, и проводила несколько месяцев на острове. Он дарил ей одиночество, которое сестра неизменно ценила, и тишину, и ветер с запахами моря и земли. Думаю, всё это успокаивало ее. Так она и жила у нас до осени, пока день не становился коротким, а ветер – холодным. А потом она улетала от нас, как птица. Но не на юг, а на север, в Эльверум, – к своим ученикам, «нежным росткам», как она их называла. Однако год от года Элиза становилась всё более хрупкой, она таяла, словно ткань, теряющая нить за нитью, или камень, который терзают волны. Сестра печалилась без видимой причины, то мрачнела, то светлела, не умея, как и прежде, отделить одни чувства от других, и будто жила в собственном времени, которое никак не соотносилось с реальным. Ее разум словно окутало черное облако, и, как я ни старался, я не мог его рассеять.

А потом мы лишились отца. Это случилось осенью 1884 года. Его экипаж свалился в реку с моста. Элизе пришлось оставить учительство, чтобы быть с матерью. Зимой она написала мне несколько писем. В них я особенно ясно увидел уже обычные для нее тоску и разочарование. Я был уверен, что причина такого душевного состояния в ее природе и что отчасти всё усугубляется постоянным одиночеством. Поэтому, когда мать сообщила мне, что у Элизы появился кавалер, я сильно обрадовался. У меня появилась надежда, что это изменит жизнь сестры к лучшему. Поклонником Элизы оказался некий Ульрик Скрам, бывший капитан торгового судна. Повредив ногу из-за несчастного случая, он вынужденно ушел в отставку. Вернувшись в Эльверум, он с выгодой вложил деньги в мельницы Гломдаля. Человеком он был зрелым и степенным. Я не думаю, что Элиза по-настоящему любила его – даже в самом начале. Несмотря на прогрессивные убеждения, она была не из тех женщин, которые готовы разделить жизнь с мужчиной, только если полюбят его. Она искала в жизни новый смысл, лишившись прежнего. И когда следующей весной Элиза сама объявила о браке, я и в самом деле решил, что у нее начнется новая и счастливая жизнь. Но я оказался не прав. Тем летом я пригласил их обоих на остров, но мне сказали, что Скрам не может оставить работу, а его жена обязана быть рядом и поддерживать его. К тому же Элиза сослалась на то, что беременна. Я порадовался за нее и не стал настаивать. Но вскоре она заболела и потеряла ребенка. Врач обнаружил, что причина не в осложнениях при беременности: синяки на спине, ногах и животе оказались делом рук Ульрика Скрама. И тогда-то мы узнали, что муж Элизы – настоящий деспот, жестокий и одержимый ревностью. Я пытался убедить Элизу уйти от него и вернуться к матери, но безуспешно. Ее душевное здоровье настолько ухудшилось, что после нескольких приступов, которые сменялись болезненным состоянием апатии, Скрам пригрозил отправить ее в сумасшедший дом. В конце концов Элиза сбежала от него и укрылась в нашем доме в Эльверуме. Она мечтала приехать к нам на остров – ко мне, Сунниве и Юрдис, но дело было зимой – не лучшее время для такого долгого путешествия при ее слабом здоровье. Я уверен, что, если бы она добралась до нас, всё было бы иначе, но, ты же понимаешь, прошлое не знает слова «если». Скрам заявился в Эльверум и умолял Элизу не оставлять его. В итоге сестра вернулась к мужу. Но, как нетрудно догадаться, тихая семейная жизнь длилась недолго – всего несколько недель. Новые нервные срывы Элизы Ульрик Скрам встретил со всей жестокостью, на какую был способен. Он унижал ее, оскорблял и в конце концов отправил в сумасшедший дом в город Хамар. Мама сообщила мне о положении дел и о том, что мой старший брат Гуннар и пальцем не пошевелил ради сестры, хотя и считал поведение ее мужа ненормальным и неприемлемым. Я настаивал на том, чтобы Элизу вызволили оттуда, но всё равно пришлось ждать несколько месяцев, прежде чем были получены необходимые разрешения и сестру наконец забрали из этого позорного заведения. К матери вернулась только тень былой Элизы. Но Скрам и тут не оставил нас в покое, вернулся за женой и увез ее. В момент просветления, не дожидаясь, пока случится худшее, Элиза снова сбежала – на этот раз к нам, на остров. Суннива заботилась о ней, как никто бы не смог. Сестра долго оставалась с нами, пока смерть матери не вынудила ее отправиться в Эльверум – разобраться с делами. Из Эльверума она уже не вернулась. Элиза покончила с собой 31 декабря 1899 года. Именно в тот год в Лондоне состоялся первый Международный женский конгресс.

Сверре замолчал. Бундэвик замер и как будто даже не дышал. Он боялся разрушить что-то, что родилось в это мгновение, – нечто хрупкое, уязвимое, болезненное. Воздух словно дрожал в ожидании.

– Скрам приехал в Арендал, – продолжил Сверре. Он произнес эти слова с почти физическим усилием, точно отчаянно искал их внутри себя и, найдя, вытолкнул их – нехотя и тяжело. – Была зима. Год – не помню какой… Но еще до того, как умерла мама и Элиза вернулась в Эльверум в последний раз.

Бундэвик не шевелился и ловил каждое слово друга.

– Он ходил по портовым тавернам, выпивал и расспрашивал про Элизу Скрам. А его поправляли и говорили, что фамилия Элизы – Бьёрнебу. Его это злило, и он вымещал свою злость на тех, кто осмеливался ему перечить. Скрам попросил, чтобы его отвезли на остров, но из-за шторма никто не согласился. Тогда он украл лодку – владелец магазина, Эрлинг Йолсен, видел это своими глазами. На той лодке Скрам и разбился о камни. Пусть душа его упокоится с миром.