8

Бундэвик увидел, как Юрдис Онруд вышла из дома, на мгновение пригнулась от ветра и прикрыла лицо уголком платка, накинутого на плечи. Платье Юрдис было таким строгим и темным, что, казалось, она только с похорон, – ни складочек, ни полосок, ни узоров. Такой наряд выдавал в ней практичную и весьма серьезную женщину. Ветер дул так сильно, что платье обтянуло тело Юрдис, очертило ее фигуру. Трава и кусты прижались к земле, а волны поднимались выше и выше. Юрдис Онруд уверенно направилась к сараю.

Бундэвик нагнал ее у двери.

– Фру Бьёрнебу, – обратился он, придерживая на голове шляпу-котелок. – Позвольте на несколько слов?

Женщина с недоумением посмотрела на него.

– Что случилось? – спросила она, положив руку на засов, будто в сомнении: открывать дверь или нет.

– Ничего. Я просто хотел поговорить о ней.

– О ком?

– О Сунниве.

К деревянной двери сарая ветер принес сухую траву и ветки – со звуком, похожим на шелест страниц.

Женщина не спешила с ответом. Но потом всё же кивнула.

– Входите, – пригласила она, поднимая засов.

Бундэвик чувствовал ее недоброжелательность. Но не винил хозяйку дома. Ей не нравилось, что Сверре почти всё время проводит в ностальгических беседах с другом, забыв о семье и даже о работе. Закрытые, изолированные сообщества – так было всегда и везде – не терпят вторжений из внешнего мира. А Бундэвик был чужаком, способным нарушить привычное равновесие, быть может, счастливое.

Женщина открыла мешок муки, достала маленькую лопатку и принялась наполнять мешочек, принесенный с собой. Белая пыль взметнулась и медленно опустилась.

– Итак, – сухо произнесла она, не поднимая глаз, – что вы хотели узнать о Сунниве?

Бундэвик обратил внимание на камею из раковины с выгравированным сердцем, которую Юрдис носила на воротнике. Затем он вытащил из кармана трубку и набил ее.

– Я точно и не знаю, – почти прошептал он. – А что бы вы могли рассказать мне?

Юрдис молчала, а ее рука словно застыла в воздухе с лопаткой, полной муки.

9