Когда чайки умолкли, в лодке воцарилась тишина, нарушаемая только ритмичными всплесками волн. И в этой тишине я неожиданно стал представлять себе мост. За свое недолгое пребывание на острове я будто остановился посреди моста, соединяющего смутные воспоминания и игры ума с новой реальностью, полной вопросов и обещаний, реальностью, которую еще только предстояло осмыслить. И чем больше мы отдалялись от острова, тем сильнее я убеждался в том, что мне необходимо сдвинуться с этой точки – в любом направлении, пока еще есть выбор. Нужно только найти, куда идти.

Остров меня не разочаровал, а скорее заинтриговал. Я размышлял о жизни, оторванной от всего на свете, об изоляции и одиночестве, об отсутствии социальных условностей и – как следствие – о свободе для развития и поиска. Я рассказал об этом Элизе, и, оказалось, ее мысли были схожи с моими. Она призналась, что хотела бы пожить на острове. Остров дарит смелость и мужество. Таковы были ее слова. Но когда я спросил Элизу, что она имеет в виду, какой такой смелости ей недостает, сестра словно растерялась и замолчала.

На следующий день мы отправились в управление судоходства. Один из служащих, грубоватый и несдержанный чиновник, сказал моему отцу, что со смертью Эйнара Бьёрнебу должность смотрителя маяка стала вакантной. Арне уже слишком стар и болен – такая работа больше не для него. А что касается Суннивы, то еще никто и никогда не слышал о женщине-смотрителе! Чиновник, конечно, признавал ее навыки и опыт, но не мог позволить женщине стать смотрителем и остаться в доме. По правилам, Сунниве предстояло покинуть остров.

– Но ей же некуда идти! – возмутился мой отец. – Она родилась в доме на острове!

– Этот дом никогда не был собственностью семьи Бьёрнебу, – сухо произнес служащий. – Он принадлежит администрации Арендала и передается смотрителю маяка в аренду.

– Она может переехать к нам в Эльверум, – предложила мама.

Я подумал, что в этом случае нужно будет перевозить в Эльверум и старого Арне.

– Надеюсь, вы меня поняли. Мы должны назначить нового смотрителя, – заявил чиновник. – Где будут жить женщина и старик, нас не касается.

Отец осуждающе взглянул на него, но тот даже не заметил этого, а вернулся к бумагам, давая понять, что разговор окончен.

Мы зашли в кафе, чтобы немного успокоиться и привести мысли в порядок.

– Я не допущу, чтобы Суннива оказалась на улице! – сказал отец.

Дорожные сумки ждали нас в камере хранения гостиницы. Мы были готовы отправиться в обратный путь.

– Почему ты не хочешь, чтобы она и Арне жили у нас? – спросила мама.

– Это не вопрос моего желания, – объяснил отец. – Вчера, на маяке, я разговаривал с Суннивой. Сколько в ней сил и желания что-то делать! И, конечно, она бесконечно любит маяк. Для нее это единственная настоящая работа. Эйнар научил ее всему – как сына. И теперь она со всем справляется не хуже мужчины. Она отличный смотритель! И как, по-вашему, везти ее в Эльверум?

– А твой отец? О нем ты подумал? Нужно, чтобы о нем кто-то заботился!

– Суннива умеет ухаживать за Арне.

– Как бедная девушка сможет за ним присматривать, если у них не будет крыши над головой?

Вопрос повис без ответа. Мне показалось, что сомнения отца связаны не с тем, сможет ли Суннива привыкнуть к новой жизни, а с тем, что ему не очень хотелось видеть Арне у нас. Несмотря на то, что отец так тепло и нежно попрощался со стариком, он как будто боялся чего-то: может, его самого, а может, воспоминаний о нем.

Мама догадалась о страхах отца, посмотрела на него с любовью, взяла его за руку и сказала:

– Эмиль, оставь прошлое в прошлом. Не нужно перекладывать чужую вину на эту молодую женщину.