– Эмиль!
Завыла сирена парохода. В прошлом году пароход впервые пересек Атлантику, и, похоже, парусных судов скоро совсем не станет.
К нему присоединился Эйвинд: он оглядывался по сторонам в поисках брата.
Эйнар позвал еще раз:
– Эмиль!
Самое первое объяснение, которое пришло им в голову, заключалось в том, что мальчик упал в воду. Но тогда коза, вероятнее всего, тоже там, ведь ее нигде нет. Или, как предположил Эйвинд, произошло обратное: в воду упала коза, которая, наверное, паслась на краю скалы, а малыш бросился ее спасать. Они разделились, выбрав по участку побережья, и разошлись в разные стороны, но встретились, к сожалению, ни с чем. Затем они поменялись участками и снова обошли те же места, пока не оказались возле дома. Там они увидели Арне, который стоял нахмурившись, но не потому, что вынужден был прервать свою скудную трапезу, а потому, что мальчики придавали слишком много значения столь мелкому происшествию. Он был огорчен. Братья догадались об этом, взглянув на его руки, опущенные вдоль тела, нервные глаза, которые не останавливались ни на минуту, вену, пульсирующую сильнее других на обожженной стороне лица.
Смотритель маяка огляделся.
– Не можем его найти, – признался Эйнар – медленно, чтобы отец прочитал по губам.
Арне похлопал сына по плечу и сделал несколько шагов – сначала в одном направлении, затем в другом и, наконец, в третьем. Но куда бы он ни смотрел, в этой знойной дымке Эмиля и козы нигде не было. И тогда Арне закричал:
– Где он?
Они опять разделились. «Остров небольшой и покрыт кустами. Если Эмиль здесь, его быстро найдут. А он должен быть тут, – подумал Эйнар. – Где еще он мог очутиться?»
Они нашли козу: Пернилла жевала траву в тени карликовой ивы. На шее у нее болтался обрывок веревки, за которую Эмиль привел ее на пастбище. Тогда они заглянули под кусты, думая, что, возможно, он лишился чувств из-за жары или заснул. Но в кустах его не оказалось. С растущим беспокойством братья вновь обошли весь остров, глядя вниз со скал на воду, поднявшуюся из-за прилива. Теперь им стало по-настоящему страшно от одной мысли о том, что они могут увидеть его маленькое тело, разбитое и искалеченное, плавающее между камней, как ствол дерева, увлекаемый потоком.
Вскоре они в нетерпении бегали по острову и обдумывали разные варианты: Эмиль уплыл на парусной лодке, поднялся на вершину маяка, спрятался на складе с керосином, сыграл с братьями злую шутку или тихо спит в своей комнате. Но лодка стояла на месте, привязанная в маленькой гавани, маяк пуст, как и склад, а в лачуге, кроме них троих, – больше никого. Наконец они встретились во дворе перед домом. Растерянные и в отчаянии.
Арне начал ругать Эйнара, который с самого рождения заботился о младшем брате. И, как всегда, от слов перешел к решительным действиям и избил среднего сына, хотя знал, что вообще-то не может его винить в пропаже брата. Он обрушил на него град ударов, потому что ничего не мог сделать – только показать, кто здесь главный, понимая, что, ударив одного из сыновей, он не заставит другого вернуться. Затем, устав от битья, он беспомощно огляделся, будто это выражение собственного бессилия могло помочь свершиться чуду. Эйвинд с осуждением наблюдал за отцом. Он был силен, но не настолько, чтобы противостоять Арне. Однажды он сделает это. Но не сегодня.
Арне замахнулся и на него, словно показывая, что его решения ни в коем случае нельзя оспаривать или даже осуждать. Эйвинд застыл в ожидании удара, но его не последовало.
Арне покачал головой и опустил руку. Он плюнул на деревянный пол и направился в гавань. Отвязал лодку, отчалил и принялся яростно грести. Смотритель маяка решил обойти весь остров и обследовать всё побережье, дюйм за дюймом, с моря. Он найдет своего сына. Или то, что от него осталось.
8
На столе стоял остывший кофейник и тарелки с начатым десертом. Над дравле жужжали большие блестящие голубоватые мухи. Мягкий дневной свет безучастно касался вещей в пустом доме.
Арне возвратился в гавань, где оба сына с тревогой ждали его на пирсе.
«Ну что?» – спросил старший, понимая нелепость вопроса, потому что в лодке, кроме отца, никого не было. Ни живого, ни мертвого. Когда лодка краем носа коснулась каменной стенки причала, смотритель маяка бросил конец веревки и высадился на берег. Он прошел мимо сыновей и, не глядя на них, провел по лицу рукой, как бы стряхивая непосильную, нескончаемую усталость.