6

Утром, едва рассвело, снова стало жарко – так, словно короткой ночной передышки вовсе не было.

Солнце палило изо всех сил, как будто напрягалось напоследок, прежде чем угаснуть навсегда.

Арне вернулся домой к завтраку весь в поту, держа в руках цинковое ведро с морскими губками и кусок грубого сукна. Он бросил его на пол рядом с Эйвиндом.

– Вот, надо почистить стекла фонаря, – сказал он. – И положи немного яичного белка.

Эйвинд взял последний кусок сыра с тарелки и, зажав его зубами, не спеша почесал голую спину. Он безразлично посмотрел на пол у своих ног, как будто просьба отца его не касалась. А потом вдруг, будто решив: ладно, сделаю! – встал, подхватил ведро и вразвалочку пошел из дома, ничего не сказав.

Эйнар следил за ним взглядом, одновременно подавая отцу завтрак: сушеную рыбу, сливочное масло, сливки и поджаренный хлеб. Он видел, как старший брат вошел в курятник и взял пару яиц под шумные протесты кур. Смотрел, как тот разбил скорлупу кончиком ножниц для фитилей и выпил желтки – для чистки стекол годился только белок. Наблюдал, как он деревянным ковшом зачерпнул из бочки воду и наполнил ведро.

Эйнара восхищала могучая сила брата, подобная солнцу, не знающему преград, изумляющему и способному даже отбеливать почерневшую древесину. Сам Эйнар такой силой не обладал. И хотя он не знал наверняка, был ли в ней прок, но завидовал ей, как завидуют чьей-то красоте и гармонии, пусть они и кажутся их обладателю бесполезными. Именно их, красоту и гармонию, и давала старшему брату сила.

Эйнар видел, как Эйвинд подошел к маяку. Прежде чем подняться, он обернулся, посмотрел на дом сквозь черные прорези глаз и, кажется, улыбнулся. Через несколько минут он уже, уцепившись за перила галереи, как обезьяна, оттирал фонарь от копоти и останков насекомых, оставляя на стеклах отпечатки потных рук.

Эйнар представил брата на марсе парусного корабля, который тот купит на свою долю сокровищ. Он понимал – подсознательно, каким-то шестым чувством, – что Эйвинд, в отличие от него самого, свободен и его свобода исходит именно из той вызывающей, броской, щегольской силы.

Такая свобода одновременно и очаровывает, и пугает.

Тем временем отец закончил завтрак.

Порой время пролетает, как ветер, и если не задуматься о нем, не осознать, то ушедшие мгновения можно потерять навсегда. Так было и с Эйнаром: он нередко выпускал нить времени из рук, и его день распадался на множество маленьких фрагментов, которые он не запоминал. Всё потому, что голова была вечно занята далекими и странными мыслями.