– И… Не моргайте, – парень сделал щелчок, когда его собеседница застыла с гордо приподнятой головой, откинувшись в мягком кресле назад.

– Прекрасный снимок. Вы очень фотогеничны. Думаю, Вам и так это частенько говорят.

Таня качнула головой.

– Нет, редко. Почти никогда.

Она улыбнулась. Как хорошо с улыбкой позировать кому-то, кто назвал своё имя лишь три с половиной часа назад. Смотреть как быстро этот кто-то записывает её каждое слово. Как интересно было вдруг поменять свою жизнь, чтобы ехать теперь из Москвы в родной Питер. Домой. За окном бегут пейзажи. Каждый путь туда и обратно он разный. Туманный, сухой, мрачный, под радугой, в снегу и в золотом воздухе осенних листьев. Даже если Таня едет не одна, она не может себе отказать смотреть в окно и непрерывно улыбаться. Без улыбки она теперь жить не могла.

Парень любовался этой сильной непосредственностью. Строгой мягкостью девушки-кондитера и вместо её слов записывал в блокнот словесный портрет.

– Когда вы открывали своё кафе, что было в основе этой идеи?

Девушка откинулась на спинку кресла, с улыбкой вспоминая бешеную череду событий.

– Рядом с моим домом не было места, где бы я могла посидеть, выпить чашку кофе и съесть медовик. Не было того кафе, куда я и такие как я, могли бы без трудностей въехать в инвалидном кресле, зайти с ребёнком в коляске. Уютное место для тех, кто хочет уединения или вкусного праздника. Такого мне не хватало. Поэтому случилось это кафе.

Горько Таня улыбнулась. Завтра этот парень-журналист отправит в глянец историю-сказку. Её прочтут тысячи людей. И вряд ли кто-то из них узнает, сколько кредитов было взято на маленькое кафе в цоколе многоквартирного дома. Сколько одна, сама она, не вылезая с кухни, стряпала кондитерских изделий для трёх посетителей в день добрые полгода. "Это людям знать ни к чему" – решила сама для себя девушка, поправляя волнистые длинные волосы. Счастье теперь, когда в московском глянце захотели написать про питерское кафе где-то на станции метро "Проспект Большевиков". Странное счастье, ведь чем Таня заслужила? А что она сделала? Журналист напротив задаёт вопросы так, что карие глаза девушки теряются. Неужели ему правда может быть интересно или кому-то это вообще может быть интересно, как бывшая танцовщица ушла в мир профессиональной кулинарии? Всего лишь печёт торты и пирожные в компании хороших кондитеров в своём кафе под названием "Жизель". Лишний раз Таня не понимала, радоваться ей или насторожиться, но одно знала точно – держаться гордо.

– Нет, не профессионал я. Ведь у меня нет кулинарного образования. Это всё опасения, что умру со скуки, пока сижу дома.

С каждым вопросом она пыталась поверить в то, что это действительно спрашивают её. Каждый раз хотелось спросить – "а вы меня ни с кем не путаете?". Но парень-журналист избавлял от этого вопроса, называя девушку по имени. Он увлечённо, по настоящему без фальши улыбался её простым и быстрым ответам, заглядывая в диктофон. В первую минуту их встречи записал отличительную особенность и не забывал о ней всё время беседы. "Тонкие танцующие руки и истинно аристократичная осанка".

– Балет забывается, а вот руки и спина остаются такими, какими их сделал твой учитель.

– Неужели балет настолько важен для Вас? Чем же? Уже ведь столько времени прошло.

Наклонив голову на бок, девушка сдержанно кивнула.

– Балет – моя жизнь. Он сделал меня той, какая я есть. Если бы из меня не вытащили в один прекрасный момент жёсткую танцовщицу Таню, мы бы с вами здесь не говорили.

Парень удивлённо записал слово в слово про волевой голос, допуская на бумаге ошибки в словах.

– Кто же эти добрые люди?

Таня опустила взгляд и посмотрела в окно. Город начинается. Уже немного и вокзал. Родной Питер, любимый и вот уже как недели три тёплый. А там все те, кто вытащил из неё жёсткую Таню. Правильные люди. Ей часто, в Москве таковых не хватало. Всегда.

Что-то больно, печально кольнуло. Пять лет уже она с чувством счастья возвращается с поездок в этот город. Пять лет и до сих пор нет понимания, что вот она, новая ожидаемая жизнь уже идёт. Раскрывает двери в новый день. Кажется, Тане до сих пор кажется, что в больничной палате всё закончилось. И всё, что теперь происходит, просто сон. Глубокий вечный сон.