Таня склонила голову на крепкое мужское плечо, намочив слезами ткань одежды. В голове опять тикают часы. Как на бомбе.

– Я действительно полюбил тебя и да, не знаю и не представляю, как мы будем жить вместе. И не буду врать, я думаю о том, что всё будет сложно. Но неужели ты не хочешь жить в сегодня и сейчас? Ты разве не хочешь, в конце концов, не думать ни о чём?

Страшно, до одури, оставить её за пределами своих ощущений. Здесь. О да, конечно, Юра будет приезжать на выходные и с Таней видеться, но они уже будут другие. Настоящие, но другие.

– Я не думала ни о чём рядом с тобой целый месяц и вот посмотри, что из этого получилось: я в больнице, а Лёшу уволили, и из-за него умер человек, —Таня шмыгнула носом, – да, я знаю, это не от твоего появления всё стало хуже. Но именно сейчас. И я нужна ему. Пожалуйста, Юра, пойми. Я для тебя обуза. Ты будешь молча злиться на меня, на мои ноги, кресло, а я буду всегда переживать, что ничего не могу обеспечить, кроме уюта…

– Ты мне обеспечиваешь всё. Я… Я картину написал благодаря тебе. Впервые за семь лет, – парень сказал тихо, почти шёпотом и наклонился прижаться лбом к её голове. Умолять, просить, убеждать. Слёзы прямо сейчас переворачивают душу. Она лежит, такая слабая, беспомощная, по второму кругу убеждает одинаковыми фразами отступить. Отпустить. Плачет и не может отстраниться. Надо ведь. Есть такое слово.

Подняв глаза к потолку, Таня пропустит тяжёлый выдох. Первый раз себя можно было начать чувствовать живой, настоящей. Как все. И любить. Быть любимой. Всё слишком сказочно. У стены всегда начеку сидит реальность с напоминанием – "всего этого не будет". Из-за таких напоминаний девочка плачет, лаская щёку своего художника. Мама перед своим побегом в детстве нередко вбивала в голову – "и никогда, и ни с кем не выйдет так, как хочешь ты".

Карие глаза обратились к парню. Дикий, сумасшедший. Уже любимый. Таня поднимает его руку и прижимает к своим губам. Переводит пальцы к себе на влажные от слёз щёки. Надо уметь отпускать.

– Уезжай в Питер и стань лучшим архитектором города.

– Таня…

– Без меня уезжай. Пожалуйста. Ты без меня сможешь, у тебя всё получится.

– Не говори, мы же не прощаемся.

Таня хотела улыбнуться, но сил не было. Никаких.

– Конечно, нет. Просто… Ты уезжай без меня.

Юра целовал её сухие, припухшие губы. Глупая, дурная, не уедет.

– А ты без меня выйдешь замуж за…

– Какая разница? Люблю-то я всё равно тебя.

Она потянулась к губам парня, откинув в сторону ту боль, что сковывала тело. Нужен покой. Его не будет, пока каждый элемент жизни перевёрнутый вверх ногами. Пусть хоть что-то будет на своём месте. Признание и прощание. То, с чего началась её Москва.