К проявлениям «деструктивной агрессии» у отцов наркозависимых можно отнести также часто описываемое наркозависимыми явление, обозначаемое ими сленговым словом – «вымораживание». Последнее представляет собой склонность к морализированию, в ходе которого отцы, как правило, подчеркивают собственные достижения и акцентируют внимание больного на его личностной и социальной несостоятельности. В качестве рационального объяснения подобных бесед со стороны отцов выступает желание мотивировать своих наркозависимых детей на изменение их образа жизни. Однако осуществляемые подобным образом эти намерения не достигают намеченной цели, поскольку являются лишь суроггатом подлинного интереса к жизни больного ребенка и, по факту, только усиливают дистанцированные, формальные отношения отца с членами семьи.

Статистически достоверное повышение показателей по шкале деструктивной тревоги в группе отцов пациентов с героиновой наркоманией по сравнению с социально адаптированными мужчинами, не имеющими наркозависимых детей, отражает наличие у них ощущения тревоги, недостаточности контроля над ситуацией.

Переживание тревоги отцы наркозависимых, как и их матери, в первую очередь связывают с болезнью своего ребенка. Беспокойство у отцов вызывает состояние физического и психического здоровья, социальная и материальная несостоятельность, неспособность создать или поддерживать собственные семейные отношения их страдающими наркоманией детьми.

При этом отцы, как правило, допускают значительно более резкие, по сравнению с матерями, высказывания в адрес собственных наркозависимых сыновей, подчеркивая их несостоятельность в различных сферах жизни. Типичными были такие фразы, как: «из-за собственной лени он упустил свой шанс в жизни», «по сути, это уже не человек, а просто животное» и т. п. Подобные высказывания отражают чувство глубокого разочарования и обиды по отношению к своему больному ребенку, часто усиливающееся отсутствием адекватного представления об особенностях заболевания.

Такие эмоции по отношению к больному сочетаются с чувством вины, переживаемой отцами в связи с возникновением болезни ребенка. Так, в ходе клинико-психологического исследования они часто высказывали сожаления о том, что «были слишком заняты работой» и «мало времени уделяли воспитанию» своих детей.

Возникновение наркотической зависимости сына или дочери, а также безуспешность попыток изменить поведение больного наркоманией ребенка неизбежно, в большей или меньшей степени, порождает сомнения в собственной состоятельности (в первую очередь, состоятельности в отцовской роли). Такие переживания у отцов отчасти компенсируются достижениями в социальной сфере. Они часто говорят о том, что их «ценят и уважают на работе», подчеркивают свое умение зарабатывать деньги, организаторские способности, собственные моральные качества (честность) по отношению к трудовому коллективу.

Непрерывные материальные расходы, связанные с необходимостью лечить больного наркоманией ребенка, покрывать его задолженности по кредитам, выкупать заложенные им в ломбард вещи и даже его самого вследствие иногда наблюдаемого произвола правоохранительных органов, выступают в качестве постоянного источника стресса и порождают выраженную тревогу у отцов наркозависимых.

Так, П. Б., 69 лет, отец больного Г., 37 лет, в беседе жалуется, что «постоянно вынужден крутиться, искать халтуру, занимать и перезанимать деньги», «не помнит, когда последний раз был в отпуске», поскольку он материально обеспечивает своего сына, не имеющего на момент обследования никакого опыта работы. Помимо оплаты коммунальных счетов, питания, транспортных расходов, покупки одежды, бытовых товаров, выдачи карманных денег и т. п., в данный момент отец оплачивает анонимное лечение взрослого сына в реабилитационном центре. П. Б. категорически против постановки сына на учет в наркологический диспансер, поскольку «он потеряет водительские и другие права нормального человека». Сестра больного И., 46 лет, сказала, что «фактически лишилась отца», поскольку «основной интерес отца к ней в последние годы был связан исключительно с его попытками занять денег для брата». Стаж наркотизации Г. на момент обследования составил 18 лет, за этот период больной более 20 раз проходил «детокс», «кодировался», «подшивался», ставил «импланты», проходил реабилитацию, в том числе и за рубежем (срок его ремиссии не превышал 2,5 года). Последние пару лет мать больного избегает контактов с сыном, отказывается оказывать ему помощь. Отец говорит, что будет помогать сыну, «пока не умрет».

Данный пример показывает, что, как и матери больных, отцы подчас занимают гиперопекающую позицию, создавая симбиотические отношения с больными наркоманией детьми.

Однако более распространенным является другой сценарий, когда выраженная тревога, обусловленная непониманием того, как реагировать на болезнь ребенка и вести себя с ним, невозможность влиять на развивающуюся в семье ситуацию, а также постоянные финансовые трудности приводят к постепенной изоляции отца, попыткам снять напряжение вне дома.

Так, Л. Г., 68 лет, отец больного И., 35 лет, в беседе говорит, что «очень устал от всего, что происходит дома». Приходя с работы, «вместо того, чтобы расслабиться, вынужден участвовать в разборках». Жена Л. Г., посещающая группы для созависимых, «требует, чтобы я помог ей выгнать И. из дома, но ведь сама же говорит, что он болен…». Дочь Л. Г., сестра И., «тоже на стороне матери». Л. Г. говорит, что понимает их, ведь и у него самого, «стыдно сказать, даже штанов ни одних приличных не осталось» (больной героиновой наркоманией сын регулярно выносит на продажу гардероб отца). Поскольку, как повлиять на поведение И., отец не знает, а выгнать сына считает неприемлемым, то он «решил уйти сам» и старается жить на даче, несмотря на то, что оттуда очень «неудобно и далеко добираться на работу».

Часто отцы наркозависимых рассказывают, что в качестве средства для снятия эмоционального напряжения используют алкогольные напитки, хотя и понимают, что, «поскольку домашняя ситуация от этого не меняется, так можно просто спиться».

Следует отметить, что среди обследованных отцов 25 % (12 чел.) страдали алкогольной зависимостью, 5 человек находились в состоянии ремиссии продолжительностью от 8 месяцев до 6 лет. Развитие алкогольной зависимости у отцов наркозависимых во всех этих случаях происходило до болезни ребенка.

Часть алкоголизирующихся отцов (4 чел.) была привлечена к исследованию благодаря активному участию матерей больных, которые занимали доминирующую позицию в семейной системе и директивно отправляли мужей на беседу с психологом. В беседе такие отцы были пассивны, испытывали затруднения при описании наличной семейной ситуации, проговаривании собственных эмоциональных переживаний, не выражали заинтересованности в результатах исследования. При этом они имели собственное представление о возможных причинах возникновения наркотической зависимости у своего ребенка, связывая наркотизацию с психологическими особенностями больного (ранимый, ленивый, несамостоятельный), особенностями его социального окружения (дурная компания), особенностями семейного воспитания (излишней опекой и контролем со стороны матери).

Общий анализ профилей сравниваемых групп показывает, что группа отцов наркозависимых и нормативного контроля практически совпадает по структуре показателей «внешних» и «внутренних» границ Я и нарциссизма, в то время как наибольшие различия обнаруживаются в структуре (соотношение «конструктивного», «деструктивного» и «дефицитарного») таких Я-функций, как «агрессия» и «тревога».

В шкалах «Я-структурного теста» отражаются как устойчивые характеристики личности, так и те показатели, которые подвержены значительным ситуационным влияниям. В связи с этим показатели шкал нарциссизма и Я-отграничения можно рассматривать как относительно более стабильные измерения, менее связанные с актуальной жизненной ситуацией по сравнению со шкалами агрессии, тревоги и сексуальности.

Таким образом, представленные данные позволяют говорить о том, что отцы наркозависимых в большей степени, по сравнению с матерями, сохраняют свою целостную идентичность, адаптируясь к жизненной ситуации, связанной с необходимостью проживания с наркозависимым, конкретно ситуационными паттернами.

Клинико-психологический анализ показывает, что отцы в большей степени, чем матери, отстраняются от травматической ситуации взаимодействия с наркозависимым, вероятно, это и позволяет им в большей степени сохранять собственную идентичность, отвечая на жизненные проблемы, возникающие вследствие наркотизации сына или дочери, ситуационными реакциями – агрессией и тревогой. Следующий клинический пример наглядно демонстрирует высказанный тезис.

Отец больного героиновой наркоманией Ю. В, 53 лет, запрещает сыну В., 24 лет, появляться в жилых помещениях дома (семья владеет большим загородным домом). По решению отца больной наркоманией сын должен жить в цокольном этаже, не оборудованном для проживания, с отдельным входом. Отец запрещает другим членам семьи чем-либо помогать больному и общаться с ним. Данная поведенческая стратегия меняется, когда отец приходит к решению вылечить сына, в эти периоды он определяет В. в одну из частных клиник, несет все необходимые расходы, а также позволяет другим членам семьи общаться с ним. Как только у отца начинают появляться подозрения о возобновлении употребления психоактивных веществ сыном, история с его отселением в цокольный этаж повторяется.

В табл. 3 представлены данные сопоставления показателей по «Методике оценки психического здоровья» (МОПЗ) группы отцов пациентов с героиновой зависимостью и группы социально адаптированных мужчин в возрасте от 52 лет до 70 лет.