Как бы хотелось, чтобы и сестра, и Ингрэм были всегда рядом, чтобы не приходилось никуда бегать по чужим поручениям, чтобы не было Голода, который все портил и которого Ороро ужасно боялся! Мерзкий Голод! Мерзкий он сам – воплощение этого Голода, проклятое отродье, опасное, неконтролируемое, которое нужно убить или держаться от него подальше. Так считали все, кроме сестры и Ингрэма. Даже зная о его злодеяниях, они оставались рядом. Ингрэма, конечно, это задело гораздо сильнее – сестра по крайней мере с самого начала все знала, и Ороро не убил ни одного тэйвера (пока что) и уж тем более того, к кому сестра была бы привязана, как Ингрэм к Анн. Разумеется, ничто не будет, как прежде. Глупо было бы надеяться на это, может быть, однажды Ингрэм окончательно решит убить Ороро, но… но… Пока Ингрэм ждал его, беспокоился о нем, заботился, ерошил волосы таким уютным, домашним жестом… Ороро не мог отказаться от этого, даже самой малости, хоть крохи тепла в этих огромных холодных мирах, где его боялись и ненавидели за то, кем он не выбирал родиться.

Ингрэму становилось много лучше. Он снова вставал рано, до рассвета. Старался двигаться как можно тише, но чутко спящий Ороро все равно просыпался и, делая вид, что все еще спит, наблюдал за ним. Одевшись, Ингрэм готовил травяной настой, покидал комнату, выходил из постоялого двора и шел вдоль перекошенной живой изгороди, мимо пышных цветников, по старинным улочкам сонного, только пробуждающегося города, забирался на крышу заброшенной колокольни и подолгу стоял, обратив лицо к украшенному перистыми малиновыми облаками горизонту, едва умытому рассветной дымкой. Встретив восход солнца, возвращался в постоялый двор. Ороро, следовавший за ним из тревоги и всяческих опасений, опережая его на шаг, успевал вернуться первым и юркнуть в постель, прежде чем он открывал дверь их комнаты. К этому времени настой успевал приготовиться и остыть. Выпив его и умывшись, Ингрэм спускался заказывать завтрак, и лишь тогда Ороро выползал из постели и присоединялся к нему.

После завтрака они шли гулять по центру города, где в конце недели устраивали крупные ярмарки. По дороге придирчиво рассматривали и обсуждали дома, разукрашенные резьбой и камнями, разноцветными яркими красками, Ингрэм рассказывал многое, что могло пригодиться в работе над домом на острове, и Ороро старался запоминать, а после догадался и записывать советы, которые собирался после применить. Ему хотелось самому уметь во всем этом разбираться – мало того что это было увлекательно, так еще и успокаивало не меньше, чем занятие садом и огородом.

В лавчонках, где продавали предметы и ингредиенты для приготовления зелий, наверняка отоваривалась и Энис – дома у нее была точно такая же реторта, украшенная зелеными кристаллами, которую продавал сейчас высокий приезжий купец-уркас. Аккуратными рядами на зачарованном от воровства столе находились снадобья, разлитые по бутылочкам с этикеткой, где было написано название и применение, и специальной печатью, что свидетельствовала о подлинности изделия. Корешками к покупателям лежали толстенные старые книги основ зельеварения с подробными изображениями и инструкциями, написанными крупным шрифтом. На специальной доске были развешаны каменные и деревянные основы для амулетов и оберегов, похожие на те, что когда-то, казалось, вечность назад Ингрэм учил делать Ороро, только продавал он их не в пример ниже цены, которую требовали здесь.

Они подолгу торчали у прилавков под яркими тентами, где торговали разнообразной едой. Здесь были и многочисленные сладости, и сдоба с начинкой и поджаристой золотистой корочкой не хуже, чем у Мэриэль, и сочное мясо, которое готовили вместе с овощами и специями и устраивали из этого целое представление, подбрасывая в воздухе и купая в открытом огне. Ороро воображал, как отправится вместе с Ингрэмом в Неумолчный рынок. Хоть он и бывал там (и в других крупных рынках) уже не раз, но сдерживался от того, чтобы вот так просто по нему прогуляться и накупить всего, что хочется – откладывал до выздоровления Ингрэма. Прогулки с ним казались долгожданным праздником – будто вновь вернулся в славное время, когда все было простым и понятным.

Воспоминания о тех или иных местах, которые могли ему пригодиться, передавал ему Вортар – поначалу свои, а после и других тэйверов, которых удалось уговорить, – с помощью специального заклинания по мере необходимости. Ороро предвкушал, сколько еще мест доведется в будущем посетить – и показать Ингрэму.

Пока Ороро выбирал себе еду, тот слонялся по рядам, заставленным цветами и саженцами, разглядывал хрупкие листочки невиданных прежде растений, животных в клетках – посмотреть, распознать диковинную тварь. Удивленно качал головой и что-то спрашивал у владельцев. В лавке с инструментами он задержался надолго, с любопытством осматривая станки для резьбы камней и дерева. Ороро не терял его из виду, как бы ни был увлечен новыми тканями, драгоценностями или вкусно пахнущими флакончиками в сверкающих пузырьках причудливых форм.

Он размышлял, как бы устроить Ингрэму и Мэриэль новую встречу, но время дня здесь и в Бриене не сильно отличалось, и ее исчезновение могли заметить. Приводить же ее ночью значило, что Ингрэм проведет без сна драгоценное время отдыха и восстановления, что могло сказаться на эффективности лечения. И без того пропуск сеанса из-за шмакового похода Вортара и волнения Ингрэма из-за того, что Ороро пропадал незнамо где, плохо сказались на нем.

Ороро купил очередной отрез красивой ткани для Мэриэль – может, сделает себе платок или сошьет фартук? Подарков для нее набралось уже достаточно, пора было, пожалуй, наведаться к ней в гости, рассказать новости о Ингрэме, быть может, привести ее таки в комнату хоть на пару часиков.

После прогулок они обедали в каком-нибудь заведении и возвращались в постоялый двор или в назначенный час отправлялись к Энис.

О волшебнице Энис Лавенсии в этом городе отзывались по всякому – кто клял за былую службу тэйверам и распускал неприятные сплетни, кто отзывался уважительно, с почтением приносил дары и охотно платил за ее знания. Чего-чего, а знаний у Энис хватало с лихвой – ее хоть и лишили лицензии мага и колдовать запретили, быть лекарем и зельеваром не возбранялось, и даже вредный временами характер не мешал ей оставаться лучшей в своем деле во всей округе.

К тому времени, как они с Ингрэмом приходили к ее жилищу, Энис успевала выпроводить очередную клиентку и все приготовить к их процедурам. На огненных камнях привычно готовился ее отвратительный бульон и варились другие зелья, на каменном столе остывали зелья для Ингрэма. Она легко кивала им в знак приветствия и без промедлений приступала к делу. Ороро запирал дверь, снимал оборотное кольцо, чтобы беречь силы, рисовал мелком магическую формулу барьера, расставлял свечи-якорьки для усиления защиты стихийной магией – он изучал новые заклинания и практиковался в них, едва подворачивалась удобная возможность. Энис хоть и замечала, но никак не комментировала.

– Орохин, – без всякого почтения, страха и смирения, обращалась она, – начинай.

И Ороро, махнув уже рукой на всяческие попытки внушить ей должное уважение, приступал.

Зажженные свечи по краям внешнего круга становились единственным источником света в наглухо запаянной тьмой комнате. Энис и Ингрэм устраивались в центральном круге. Ингрэм пил специальное зелье из корней мирмы и экстракта лилового бражника, за который Ороро пришлось здорово поторговаться с ведьмами Неумолчного рынка на Востоке, ибо только там обитали эти сволочные бабочки, которые просто так не ловились. Энис же глотала зелье из другой склянки – бирюзовую жидкость, от которой пламенели таким же бирюзовым огнем ее глаза. Затем она прижимала ладони к вискам Ингрэма, они оба прикрывала глаза и замирали. Изредка Энис начинала что-то шептать, покрывалась гусиной кожей, стискивала зубы так, что они скрипели. Изредка по щекам Ингрэма вдруг текли слезы, а сам он потом долго приходил в себя. И каждый раз они оба после окончания лечения долго невидяще смотрели друг другу в глаза, словно в чем-то убеждались, а может, пытались определить, где грань между воспоминаниями и реальностью, и Ороро каждый раз невольно пугался, что осознанность в глазах Ингрэма так и не появится.

Энис приходила в себя первой и быстро и неловко отводила глаза.

– Какого шмака пахнет подгорелым? – ворчала она.

– Тебе мерещится, – отмахивался Ороро, холодея от мысли, что опять забыл о поручении перемешивать котелок.

– Эй, подай мне настой. Тьфу, мог бы и подогреть, прекрасно же знаешь, что я люблю горячий.

– Курва необщипанная, – бормотал в ответ Ороро услышанное на ярмарке местное ругательство. – Я тебе не прислуга, я – потомок могущественного народа, опасный полукровка, между прочим, и я тоже устал, пока скрывал твои чары.