Обошедшие вражеские позиции, и ударившие в первой половине дня с тыла ратьеры Злыдаря наведя переполох в монгольских рядах, они не стали развивать наступление. Зато, отойдя от города всё это время активно «окапывались» в месте, где река с обоих берегов была зажата высокими, поросшими лесом берегами.

У монголов, начавших поспешно отходить на восток, зубодробительного деблокирующего удара не вышло. Вблизи устья реки Нерль, впадающей в Клязьму у села Боголюбова, тумен натолкнулся на рукотворную полынью, сразу за которой виднелась угрожающего вида засека, облитая льдом. А в прорехах — жерла пушек, немедленно открывшие огонь. Прикрывал эти позиции княжеский замок выстроенный Андреем Боголюбским. Он располагался на высоком берегу Клязьмы и был хорошо укреплён земляными валами с древо — каменными стенами и башнями. На восточной стороне замка, у ворот Лестничной башни обращённой к речной пристани, удобно разместилась часть артиллерии. В этом месте берег был очень крут, а вырубленные в грунте на спуске к речной пристани широкие ступени были засыпаны снегом, тем самым сделав артпозицию абсолютно неприступной. При этом артиллеристам открывалась широкая панорама и заодно прекрасная перспектива ведения огня.

— Урусские конники проломали лёд, а за полыньёй устроили засаду! — доложил приехавший в ставку монгольский тысяцкий Бадай, командующий передовым отрядом — артаулом. — На прибрежной кручине у Боголюбова тоже свои огненные трубы разместили.

Пораскинув мозгами Бату — хан ответил.

— Уже вечереет, если пойдём дальше, то только поломаем коней, — заявил он, долго вглядываясь вдаль. — Нужно переночевать, а с утра уже прорываться. Русичи, освободив из осады Владимир вроде успокоились.

— Разобьём стан прямо здесь и переночуем. Сюда пушечные ядра из Боголюбова не дострелят. До утра может быть, всё замёрзнет! Ночью внимательно следите, и не подпускайте русичей к полынье!

Бату — хан вернулся в свой скромный шатёр, где его уже поджидали «горячо любимые» родственнички.

Чингизиды, растерявшие всю свою былую уверенность, старались, как могли, держать мину при плохой игре. Это прослеживалось, прежде всего, в неукоснительном следовании церемониала подобных собраний. Бату — хан, как походный глава, джихангир, всего монгольского войска занял позолоченный трон, принадлежавший некогда китайским императорам. По правую руку от джихангира разместились на белых кошмах монгольские царевичи, правда, в неполном составе.

Выжили два сводных брата, сыновья Джучи, Шейбани и Тангут. Ещё два брата Бату — хана — Бэрке и Орду, участвовавшие в этом походе, сегодня погибли, один утонул, другого застрелили. Также отправились к праотцам ещё три чингисида — сыновья Толуя — Мунке и Буджек и внук Чагатая — Бури.

Сыновья Чагатая — Байдар и Хайду и хана Угедея — Гуюк и Хадан кривили свои рожи. Именно Бату — хана они считали чуть ли не главным виновником обрушившихся на них несчастий, но до созыва курултая были вынуждены ему подчиняться. По мнению братьев, «сын» Чингис — хана Джучи, имел весьма сомнительную родословную, следовательно и его сын Бату, не будучи истинным чингисидом, похерил и разрушил в этом походе всё то, что десятилетиями создавал их великий дед — «Потрясатель Вселенной».

По левую руку Бату — хана уселись, поджав ноги, самые знатные и прославленные ордынские военноначальники, тоже в весьма урезанном количестве. Погибли Субедей, Бурундай, Кадан, Курмиши и многие другие. Второй круг образовывали, расположившись за спинами главных действующих лиц, многочисленные нойоны, ханские советники — мурзы и увешанные амулетами шаманы.

Все присутствующие на совете отчётливо понимали, что им не осталось иного выхода, кроме как спасаться бегством. Никто более даже из самых упёртых военноначальников не помышлял о продолжении русской кампании. Хорошо бы просто остаться живыми, да унести бы ноги из негостеприимных, кровавых русских лесов.

— Надо идти к Волге, к Гороховцу и Стародубу, там встретимся с двумя нашими туменами вышедшими из Булгарии. Здесь, против Улайтимура Смоленского мы бессильны, видно бог войны Сульдэ в лесах урусов слаб, — философски заметил Бату — хан.

— Но если мы будем обходить по лесу засеку ратьеров, то нам придётся кинуть здесь остатки обоза? — то ли спросил, то ли прокомментировал это решение Хадан. Он месте с Гуюком и сыновьями Чагатая, в последнее время, люто возненавидел Батыя.

— Ничего, в пути коней будем есть, нам бы лишь выйти к Булгарии или по Оке к Мордве, далее решим. Живы будем — добро ещё наживём! Лучше оставить у проклятых урусов своё добро, нежели свои кости! Стоять дальше на, как выяснилось ненадёжном речном льду, отрезанными уруситами от всего мира, нет смысла! Ведь весной даже этого льда не будет под ногами, — подвёл черту в обсуждении джихангир.

Не успел Бату — хан договорить, как совсем рядом послышались взрывы артиллерийских снарядов. Все присутствующие устремили свои взгляды на джихангира. В шатре установилась гнетущая, напряжённая тишина, сильно нарушаемая лишь внезапно обрушившимся грохотом вражеских орудий и прочими, крайне неприятными отзвуками ночной битвы, что с каждой минутой приближалась к главной монгольской ставке.

— Урусы! — сказал лишь одно слово влетевший в шатёр нукер.

Монгольские царевичи повскакивали со своих мест и устремились на улицу.

Вокруг шатра Бату — хана, казалось, земля заходила ходуном, ежесекундно сотрясаясь от взрывов, страшного, оглушающего рёва и шума, а также от беспорядочного топанья тысяч конских копыт.

Взобравшись на коня Бату — хан мимолётно бросил взгляд в сторону дальних юрт, тускло освещаемых отблесками пожаров. И тут его передёрнуло, он воочию увидел, как из ночной пелены к отсветам костров, словно из небытия, вынырнули длинные, плотно сбитые наступающие шеренги русских панцирников. Под барабанный бой они ступали мерным шагом, прикрывшись щитами, из которых зловеще, хищно поблескивая в отсветах пожаров, торчали склонённые копья и топоры с длинными рукоятями. Монолитные шеренги разрывали лишь понатыканные то тут, то там шайтанские пушки урусов, с небрежной, просто наглой лёгкостью перемещаемые на больших колёсах только лишь силами пушечных расчётов. И вот очередная пушка, прямо на глазах джихангира взбухнула пламенем, раздался грохот и противный свист картечи. Не успел Бату моргнуть, как на снег начали заваливаться несколько монгольских всадников. Одновременно с этим, первые шеренги урусов — копейщиков присели на колена, давая возможность урусским стрелкам начать вести прицельную стрельбу. Вот выстрелили свинцовыми пулями малые ручные пушки, а через мгновение, на монгольский отряд устремился смертоносный железный поток стрел и болтов. А беспрестанно грохочущие пушки урусов вспыхивающие огненными всполохами, бросали охапками визжащую картечь.