В обратном направлении от Владимира уже тянулась вереница саней с войлоковыми палатками, предназначенных для разбивки лагеря. Сюда же продолжали прибывать владимирские ополченцы, вполголоса переговаривающиеся между собой о минувших боях и недавних событиях политического характера, круто поменявших их прежнюю жизнь. Затем, разбившись по двое — трое, они начинали помогать перемещать раненных, выискивать на поле боя ещё живых. Но живых им не попадалось, по окончании боя, разбившись на цепи, пехотинцы прошлись по полю боя из края в край — разгребали завалы, выискивая своих среди гор павших врагов, переворачивали лежащие ничком тела, проверяя пульс и дыхание, раненных перевязывали и сразу уносили.

Поэтому владимирцы не найдя никого живого взялись за мертвецов. Русским пехотинцам закрывали глаза, складывали им на груди руки и уносили к месту будущей братской могилы. На выбранном для этой цели месте уже затухали старые костры, разжигались новые, горожане, разгребая выгоревшие угли от костров, начинали рыть землю. Полковые священники с дымящими кадилами и молитвами проходились вдоль выложенного на снегу ряда погибших бойцов. Рядом ходили войсковые писари, записывающие на бумагу имена павших.

Прежде чем отъехать в Боголюбский замок, понаблюдал немного за тем, что происходит на месте недавнего боя, назначил старшего в лице одного из полковников, а затем приказал вестовым подымать полки.

То там, то здесь установившуюся над ратным полем тишину стали разрывать гулкие звуки полковых труб. По флагштокам поползли сигналы, призывающие ратников собраться по своим полкам, чтобы, наконец, дойти последние километры до Боголюбова и там встать на постой и отдых. Отдыхавшие после тяжёлой работы пехотинцы с кряхтением и стонами поднимались со своих щитов, ранцев, разбросанным остовам монгольского лагеря. Еле держась на ногах, брели к сбивающимся и начавшим развёртываться в походные колонны подразделениям. До некоторых, правда, было сложно «достучаться», чтобы разбудить их приходилось трясти руками. Проснувшиеся, осматриваясь по сторонам, протирали глаза. Некоторые, спросонья, не понимая, что происходит, судорожно хватались за оружие, за что тут же становились объектами шуток со стороны друзей:

— Гладилка, не навоевался ещё!

— Победа, брат! Нету больше монгол!

Ближе к обеду в пригородном Боголюбовом замке, полностью разграбленном монголами, мною был созван военный совет. Все присутствующие военноначальники ещё раз подтвердили наши планы, состоящие в том, чтобы не давать монголам возможность спокойно идти по Клязьме. А потому на следующий день двинули вслед за сбежавшими монголами ратьеров, с наказом попытаться сесть ордынцам на хвост. Задача перед ратьерами ставилась простая — беспрестанно жалить врага, всячески задерживая его продвижение. Помимо причинения урона неприятелю, необходимо было дать дополнительное время укрепиться в Нижнем Новгороде, Гороховце и Стародубе 5–му «Вологодскому» корпусу. После последнего боя под Боголюбовым монголов через леса прорвалось не больше пары тысяч. Главную опасность для Пятого корпуса сейчас представляли два «Булгарских» тумена. Артиллерию и шимозу выдавать кавалеристам не стал, а вместо этого выдал им половину запасов бомбических сосудов с «греческим огнём» и бочки с легковоспламеняющимися продуктами коксохимиии. Ушедшие вслед за монголами ратьеры, были лишь вспомогательной силой, сильно Злыдарь сомневался в том, что они смогут нагнать степняков, получивших почти суточную фору по времени. Основная задача по разгрому остатков бежавших монголов и «Булгарских» туменов лежала на корпусе Бронислава, а ратьеры, появившись, пускай и с опозданием, могли оказать «вологодским» войскам в этом деле неоценимую помощь, на это, собственно говоря, и был основной расчёт. И судя по всему, бои в местах дислокации Пятого корпуса уже должны были вестись по полной программе, правда, никаких сообщений оттуда пока не поступало.

В самом конце совещания, отдал приказ всех черниговцев из дружины Евпатия Коловрата разоружить, повязать и направить в Смоленскую тюрьму, пускай там посидят полгодика для их же собственного блага! Очень похоже, было на то, что этот отряд Михаил Всеволодич отдал Коловрату неспроста, как пить дать, были в нём черниговские шпионы.

В Боголюбово пробыл пару дней, а затем направился обратно в Залесскую столицу. В лагере под Владимиром, на берегу реки Лыбедь бегущие монголы оставили нам знатную, богатую добычу — тысячи обозных повозок, сотни и сотни арб с передвижными кибитками. Они были, кроме дорожных припасов, под завязку набиты золотыми и серебряными церковными сосудами, серебряными гривнами, монетой, дорогим шёлковым материалом и изделиями из него, расписными восточными коврами с изображениями животных и арабским орнаментом. А также множество доспехов, луков и другого холодного оружия, зачастую инкрустированного драгоценными камнями. Ну и море шерсти и войлока …

— Богатую добычу с монгол сняли, государь! — с сияющим видом поприветствовал меня вошедший в шатёр начальник Хозяйственной службы ГВУ Братило Фокич.

Я восседал в большой белой юрте Батыя, на его золотом троне с полузакрытыми от счастья глазами. Камень с души упал, монголы разбиты и дезорганизованы. Китайские рабы — прислужники, под настороженными взглядами телохранителей, делают в это время мне свой фирменный расслабляющий массаж плеч.

— Да! Завтра займёмся добычей, — отмахнулся я от Хозслужбы. — Пускай все отдыхают и празднуют. Дуванить добычу завтра будем! — тихо говорил я, потягивая из кувшина вино.

Сидящие на коленях по углам шатра симпатичные китаянки (я их заставил помыть запудренные лица) ловко вскакивали и пытались обслужить меня и предугадать любое желание. Кстати говоря, большая часть походных гаремов джихангира и других чингизидов были насильственно умерщвлены. Те из ханских жён, кто плохо держался в седле, перед решающим прорывом по повелению собственных же мужей были просто и незатейливо перебиты. Сия плачевная участь чудом минула служанок. Вот и сейчас часть из этих случайно уцелевших девушек создавали вокруг меня удивительный музыкальный фон, играя что — то на тростниковых свирелях и бряцая на неопознанном струнном инструменте, чем — то похожим на флейту. А другие в это время, попадая в такт, плясали какие — то странные, завораживающие танцы. Не знаю, что с ними делать — и гнать не хочется и подле себя держать — опаска берёт, а ну как отравят? Ладно, потом решу …

В лагере во множестве обнаружились и русские невольницы, родом из Рязани, Коломны и других мест. Весь этот женский контингент на первое время, направили в ближайший женский монастырь для, так сказать, реабилитации.

Среди военнопленных также присутствовали китайские и джунгарские чиновники — их держали отдельно от остальных и сейчас с ними предметно беседовали представители спецслужб. С их помощью, можно сказать «из первых рук» мы рассчитываем получить как можно больше стратегически важной информации о Китае и других монгольских владениях.

Радостная эйфория царила не только в моей душе, но и в войске, и в чудом спасшемся городе. Отдельные расквартированных во Владимире части пехотинцев, горожане были готовы носить на руках.

Сотни двугорбых верблюдов, тянувшие тяжёлые ханские шатровые арбы с огромными колёсами, тоже оказались брошены. Рывшиеся в шатрах пехотинцы, предварительно разбитые по взводам и отделениям, выносили из них на свет Божий кольчуги, луки, оружия, материю, ковры и множество тяжёлых сундуков с вещами и драгоценностями.

Войско, в полном соответствии с ранее заведёнными правилами дележа военной добычи, принялось делить доставшиеся от монголов трофеи. Затем последовали общевойсковые построения, на которых я награждал отличившихся бойцов заранее отчеканенными золотыми орденами и серебряными медалями, с ура — патриотичным названием «Священная война». Вместе с награждением заодно повышал в звании многих командиров и рядовых, в соответствии с накануне поданными списками.

Весь следующий день войска собирали на полях боёв прочие менее ценные трофеи, стрелы и болты. Тушами павших лошадей (мясо, кожа, волос) были набиты до отказа собственные закрома, а все оставшиеся неликвидные остатки разрешили забирать горожанам. До самой весны во Владимире мясо варили прямо в котлах и за бесценок продавали всем желающим. Городские запасы соли мы полностью изъяли, она пошла на засолку конских шкур. Засоленные шкуры складывали в буртах и оставили во Владимире для последующей отделки, мастеров — кожевников в городе хватало, а конский волос, что пойдёт на стёганки, отправили в Смоленск. Конской солониной мы не только забили все обозные бочки, но и всю свободную тару в городе изъяли под эти гастрономические цели. Это мясо пригодится нам для пропитания армии, ведь война для нас ещё далеко не закончилась.

Под присмотром раненных артиллеристов во Владимире была организована Пороховой отдел Химической службы ВПУ. Костяки лошадей, их требуха и прочие не оприходованные останки, щедро сдобренные навозом, городских отхожих ям пошли на закладку десятков селитряниц.