Книги
Окрик памяти. Книга первая
Высоким авторитетом ученого-гидрографа и картографа Ф.И. Соймонов обладал задолго до приезда в Тобольск. Один из влиятельных сподвижников Петра Великого, он участвовал в Каспийской экспедиции, изучившей южные и западные районы внутреннего моря России, составил его карту, а позже – атлас, и впервые на научной основе дал правильные очертания берегов. Им же в 1734 году опубликован атлас Балтийского моря, написаны многочисленные труды по морской картографии и навигации, экономике, истории и географии. Был инициатором ряда экспедиций по исследованию Ледовитого и Тихого океанов.
Как авторитетный государственный деятель, Ф.И. Соймонов занимал видные правительственные посты, в частности – генерального прокурора. Верный своим принципиальным жизненным устоям, он нажил себе в столице немало врагов. Потеряв после кончины Петра расположение высших властей, Соймонов, к тому времени – генерал-кригс-комиссар, проходил по делу А.Волынского и был обвинен в заговоре против Э. Бирона. Старые недоброжелатели воспользовались удачным моментом. Генерала приговорили к смертной казни, замененной ссылкой в Охотск.
В Сибири Ф.И. Соймонов в общей сложности провел около десяти лет, включая годы ссылки. В его честь назван мыс в заливе Терпения на Сахалине, бухта в Красноводском заливе на Каспии и проезд в Москве. Когда-то зал в доме Благородного собрания в Москве, более известный как Дом Советов, носил имя Соймоновского... Многие энциклопедии сочли за честь посвятить свои страницы выдающемуся ученому. Не без оснований Ф.И. Соймонов в одной из своих работ, не опасаясь обвинений в отсутствии надлежащей скромности, называл себя «всероссийского Отечества всенижайшим патриотом».
ГУБЕРНАТОР-АДМИРАЛ
Обращаясь к прошлому нашего края и в поисках материалов о судьбах сибирских губернаторов, я не раз задавался вопросом: по каким критериям происходил отбор кандидатов при назначении на столь высокую и ответственную должность? Скорее всего, обстоятельный ответ на него вряд ли когда-нибудь будет найден – слишком большой отрезок времени отделяет нас от минувших событий. Да и могли ли существовать какие-либо жесткие установки на этот счет в виде тех или иных инструкций? Но если их поиск бесполезен, то, может быть, стоит пойти по другому пути и обратиться прямо к отдельным судьбам высокопоставленных чиновников, и на примере их жизненного описания попытаться найти ответы, возможно, косвенного характера, на поставленные вопросы.
Замечательных имен в сибирских администрациях за время существования генерал-губернаторства было немало. Мое внимание привлекло одно из них из-за обычного людского любопытства. Оказывается, кандидат на должность губернатора до своего назначения был адмиралом. Ситуация для анализа, согласитесь, совершенно неординарная, но обещающая быть достаточно занятной. Так я познакомился с сибирским губернатором Василием Алексеевичем Мятлевым (илл. 9). Его служба в Сибири продолжалась сравнительно недолго и пришлась на 1753–1757 годы. Он был непосредственным предшественником губернатора Ф.И. Соймонова, да и назначение последнего произошло по настоятельной рекомендации и при участии самого В.А. Мятлева. Так что не будь Мятлева, сибирская история, кто знает, пошла бы совсем по другому сценарию.
Талантливый моряк, боевой адмирал, генерал-лейтенант, участник Персидского похода Петра Первого, Василий Алексеевич был коллегой и другом Соймонова с молодых лет. Еще в 1716 году они вместе служили на флоте мичманами, отличались в одних и тех же сражениях, одновременно получали повышения по службе. В опальные для Соймонова годы Мятлев не забывал друга даже во времена, когда одно упоминание его имени считалось опасным не только для карьеры, но и для жизни.
В должность сибирского губернатора В.А. Мятлев вступил 29 марта 1753 года. Перед отъездом из Санкт-Петербурга вновь назначенный глава Сибири получил от Сената жесткие указания о наведении порядка в губернии, об оценке значимости Камчатской экспедиции, считавшейся в правительственных кругах крайне неудачной. Губернатору вменялась в обязанность подготовка новой экспедиции и все необходимые хлопоты в отношении организационных, военных и дипломатических дел. Для обсуждения грандиозного проекта экспедиции В.А. Мятлев совместно с сенатором П.И. Шуваловым привлек Коллегию иностранных дел, Академию наук и Сибирский приказ. Губернатору поручили подбор знающих и опытных исполнителей. План Шувалова-Мятлева предусматривал гидрографические исследования рек Амура и Аргуни, поиск железных руд, построение крепости и судоверфи в устье Амура, строительство судов в Нерчинске, открытие навигационной школы в Иркутске.
Естественно, все хлопоты по решению перечисленных задач не только сибирского, но и общероссийского значения возлагались на столицу Сибири – Тобольск, на местных мастеров и на самого губернатора. Камчатская экспедиция благодаря энергичной инициативе В.А. Мятлева возродилась вновь. В администрацию Тобольска для необходимых справок и учета предыдущего опыта были переданы журналы всех прежних экспедиций, описания и картографический материал Охотского моря, Алеутских островов и побережья Аляски.
Кто смог бы возглавить столь многоплановое и весьма ответственное государственное мероприятие? На этот счет у губернатора не было необходимости в переборе многочисленных и вполне достойных фамилий. Несмотря на противодействие некоторых петербургских кругов выбор пал на Ф.И. Соймонова: судьбы двух друзей вновь счастливо пересеклись, на этот раз – в Сибири.
Возобновившиеся на Балтике военные действия потребовали участия опытного и авторитетного на флоте адмирала в руководстве одной из флотилий. Правительственным распоряжением В.А. Мятлев был отозван в столицу. Надежной ему заменой стал Ф.И. Соймонов.
Четырехлетнее пребывание В.А. Мятлева в должности сибирского губернатора в Тобольске запомнилось современникам в основном по хлопотам, связанным с обновлением экспедиций на берега Тихого океана, для тех времен весьма важным для судеб России и Сибири. Несомненно, громадный объем хозяйственных работ в Тобольске способствовал развитию мануфактур и торговли в городе, выросло население, появились грамотные специалисты и школы.
Ну а как же быть с критериями отбора губернаторов по деловым, человеческим и другим необходимым для столь высокой должности качествам, с которых, собственно, мы и начали наш разговор? Об этом можно судить по Мятлеву: он был в высшей степени государственным человеком, потребности Сибири и России считал весьма приоритетными, техническая и административная грамотность губернатора были несомненными, он понимал как никто другой до него острую необходимость для Сибири в образованных специалистах и в спецшколах. В личном плане В.А. Мятлев ценил мужскую дружбу, был верен ей до конца вне зависимости от конъюнктурных соображений, политической обстановки и смены фаворитов в столичных верхах. Следует отдать должное и центральным властям восемнадцатого столетия: в людях они разбирались и достойные кадры подбирали умело.
СИБИРЯК ИЗ ФИНЛЯНДИИ
Если вам довелось побывать в северной столице России Санкт-Петербурге, прогуляться по Невскому проспекту, то миновать знаменитый Дом академической книги, что на пересечении с Литейным, совершенно невозможно. Так и мне в начале семидесятых годов в один из субботних дней посчастливилось посетить это необыкновенно примечательное заведение Ленинграда. Не было случая в прошлые посещения города, чтобы я уходил из магазина без приятного «улова». Так и сейчас на дне портфеля лежала книга, нетерпеливо перелистать которую хотелось сразу же по возвращении в гостиницу.
По какому принципу вы, читатель, выбираете для себя книгу на прилавке магазина? У меня эта процедура связана, прежде всего, с именем автора, знакомого ранее, и книга которого оставила заметный след в памяти. Разумеется, и тематика издания имеет существенную роль, особенно если она отражает историю родного края. Вот и на сей раз, в предвкушении удовольствия от новой встречи со знакомыми именами, вчитываюсь в содержание титульного листа: Н.М. Раскин и И.И.Шафрановский, «Эрик Густавович Лаксман», издательство «Наука», Ленинград, 1971 год. Вся суббота и воскресенье ушли на чтение книги, забылись или отложены планы посещения музеев, библиотек и друзей, намеченные еще в Тюмени. А причина перекройки первоначальных намерений объяснялась просто: герой приобретенной по случаю книги, естествоиспытатель, значительную часть своей жизни провел в Сибири и неоднократно посещал наши края. Разумеется, имя Лаксмана мне было знакомо и раньше, но в объеме знаний, не превышающих краткую справку из всевозможных энциклопедий, считающих за честь и необходимость упомянуть имя выдающегося русского ученого. Приходилось слышать имя Лаксмана и в студенческие годы на лекциях по минералогии.
Но более всего меня поразила фраза в самом конце биографического описания деятельности Э.Г. Лаксмана. «По бесконечной, уходящей вдаль снежной степной дороге движется возок. У ямской станции Дресвянской, у реки Вагай, впадающей в Иртыш, в 118 километрах от Тобольска, 5 января 1796 года останавливается возок для смены лошадей. К удивлению ямщика и персонала станции ездок не выходит, его выносят из саней умирающим или умершим. Тут же его и похоронили, на маленьком кладбище у реки Вагай».
Раздобыл подробнейшую карту юга Тюменской области. Деревни или селения под названием Дресвянская, несмотря на скрупулезное изучение, обнаружить не удалось. Не помогло и обращение к «Лексикону...» Г. Миллера: Дресвяной там не было... Неудача поиска снизила интерес к имени Лаксмана на много лет. В памяти осталось только удивительное совпадение печальных судеб Георга Стеллера и Эрика Лаксмана. Как и Стеллер, Лаксман спустя ровно полвека закончил свой жизненный путь в снегах Тобольской губернии при весьма сходных обстоятельствах.
Так продолжалось до тех пор, пока в 1996 году совершенно случайно я не узнал об установке на берегу Вагая вблизи кедрового бора («степь» по Шафрановскому?), возле села Сычево, в простонародье – Сычи, памятного щита с текстом следующего содержания (кто бы мог подумать!): «Здесь находилась ямская станция Дресвянская, где 16 января 1796 года на пути в Иркутск умер и похоронен выдающийся финский ученый и путешественник Эрик Густавович Лаксман». Памятный знак появился по случаю 200-летия со дня кончины ученого. Надо отдать должное и низко поклониться администрации Вагайского района, которая, в отличие от многих, без привычных отговорок и ссылок на трудности времени и финансовую скудность проявили похвальную инициативу и завидную степень уважения к местной истории.
Так кто же был Эрик Лаксман (27 июля 1737 – 5 января 1796 г., старый стиль)? Он родился в местечке Нейшлот (шведское название финского города Савонлинна) в шведской части Финляндии. Спустя несколько лет Нейшлот и Финляндия оказались присоединенными к России. При таких обстоятельствах своей судьбы Э.Г. Лаксман всегда с раздражением отвергал приписываемую ему принадлежность к зарубежному происхождению, он считал себя с рождения гражданином русского государства. Надо полагать, содержание памятной фразы на щите у Сычево с упоминанием слов «финский ученый» вряд ли вызвало бы у Лаксмана чувство удовлетворения...