Наибольшую известность Термену в начале 20-х годов принес изобретенный им простой электронный музыкальный аппарат, названный «терменвоксом» (в дословном переводе – «голос Термена»), В одном из научно-исследовательских институтов в Ленинграде, где работал физик, взволнованные и возбужденные открытием сотрудники шутили: «Термен играет Глюка на вольтметре», а серьезные газеты вполне в духе того времени писали, что «изобретение Термена – это музыкальный трактор, идущий на смену сохе». Характерной особенностью прибора было отсутствие привычных элементов управления типа клавишей, кнопок или струн. Звуки любых тембров и октав, а последних было 60 в отличие от 6 у рояля, извлекались простыми манипуляциями пальцев и руки вблизи антенны и ящика с электронной начинкой. Для тех лет это выглядело настолько необычно, что на концерты Термена, имевшего кроме технического еще и музыкальное образование, стекалась самая разнообразная публика. Авторитетный изобретатель с концертами электронной музыки объездил всю страну, многие европейские страны и почти десятилетие провел в США, не только прославляя отечественную музыку, науку и технику, но и зарабатывая для России валюту в особо крупных размерах. По размерам доходов он входил в первую тридцатку богатых предпринимателей Америки: на его счету находилось свыше трех миллионов долларов. В Нью-Йорке на 54-й Восточной улице Л.С. Термен имел многоэтажный особняк, который, по слухам, до сих пор ему принадлежит.

Необыкновенное сочетание таланта физика, музыканта и предпринимателя привлекало к Термену множество знаменитых людей. В его доме бывали А. Эйнштейн, Л. Стоковский, Д. Гершвин, Ч. Чаплин, будущий президент США, а тогда всего лишь полковник Д. Эйзенхауэр. Он был лично знаком с Дюпоном, Фордом, Рокфеллером и мн. др. В его распоряжение предоставлялись лучшие концертные залы, такие как Метрополитен-опера и Карнеги Холл. Техническое оснащение концертов и необычность звучания электронной музыки обеспечивали успех выше всякого ожидания. Одна из газет не без тонкого намека писала по этому поводу, что гастроли Льва Термена превзошли самого Льва Троцкого: в отличие от последнего ему удалось совершить мировую революцию, но в музыке.

С удовлетворением отмечая подчеркнутое к себе внимание заокеанской общественности, Термен не без оснований полагал, что и родная страна отнесется к нему подобным же образом. В планах ученого на главенствующем месте стояло создание на родине научно-исследовательского института электроакустики, тем более, что необходимые средства для него были заработаны будущим директором собственными руками и головой. Увы! По возвращении в СССР в 1938 году Термен был арестован по стандартным для тех времен обвинениям, и на много лет был лишен возможности заниматься наукой в той области, которая интересовала его больше всего.

После годичного пребывания на Колыме его переправили в Москву в закрытое конструкторское бюро ЦКБ-29, подчиненное тюремному ведомству НКВД. Здесь в «шараге» на берегу Яузы под руководством знаменитого А.Н. Туполева, тоже «зека» и «врага народа», Термен стал работать над проблемами радиоуправления беспилотными самолетами. И вот тут-то начинаются события, которые не были известны Капице. Вскоре после начала войны ЦКБ эвакуировали в Омск. Железнодорожный эшелон с оборудованием и заключенными проследовал станцию Тюмень, входящую в те годы в состав Омской области, и вскоре все содержимое эшелона разместилось в одном из омских домов. Термен продолжил начатые исследования. В помощники к нему определили еще одного «зека», в будущем всемирно известного конструктора космических кораблей, лаборанта С.П. Королева. Таким-то вот образом Л.С. Термен малопредсказуемыми поворотами судьбы на несколько лет оказался связанным с нашим краем. Только после окончания войны его сопроводили в Ленинград, где он находился под стражей до 1948 года.

К Зауралью имеет отношение и малоизвестная судьба первоначального экземпляра терменвокса. Когда я просматривал на экране телевизора кадры документального телефильма о Термене, то обратил внимание, что его авторы вместе с Капицей, несмотря на обилие фактического материала, не смогли найти и показать зрителям объемный экспонат первого терменвокса, считая его, вероятно, утраченным. Без такой демонстрации фильм казался обедненным. Нам предоставили возможность любоваться только современными терменвоксами либо новоделами. Неожиданно мне вспомнилось, что еще в начале 80-х годов при посещении Алапаевского музея музыкальных инструментов – есть у наших соседей такой необычный музей, размещенный в доме Чайковских – я с интересом рассматривал и даже сфотографировал утерянный терменвокс, принадлежащий когда-то его создателю и построенный в середине 20-х годов (илл. 34).