Для многих его план казался самоубийством. Он собирался забраться в котельное отделение, чтобы попытаться найти там ответ на вопрос, почему данное судно затонуло так быстро. Более опасного на этом судне места для ныряльщика никто не мог себе даже и вообразить. Судя по схемам палубы, ныряльщику пришлось бы протиснуться через пожарный туннель, который был таким узким, что повернуть назад в нем было попросту невозможно. В практике ныряния на большую глубину невозможность повернуть назад была зачастую самым последним ощущением, которое ныряльщик испытывал в своей жизни.

Чаттертон не стал попусту тратить время, когда он нырнул в море и доплыл до этого затонувшего судна. Пробравшись через трещину в носовой части «Британника», он выяснил, где находится пожарный туннель, и стал протискиваться в него. Он оказался еще более узким, чем Чаттертон предполагал: слева и справа от него оставалось лишь по нескольку дюймов свободного пространства. Он проверил показания своего глубиномера: 375 футов. Сумасшедшая глубина.

Он стал медленно продвигаться вперед мимо зазубренных труб, перепутавшихся проводов, обвалившихся поручней и острых, как бритва, кораллов. Это было самым худшим местом из всех, в каких он когда-либо бывал на затонувших судах. Стоит ему допустить всего лишь одну оплошность: например, зацепиться за невидимый ему опасный объект или запутаться в свисающих проводах – и он окажется в ловушке. А ведь пройдет не один час, прежде чем его приплывут искать, да и то если кто-нибудь правильно определит, где он может находиться.

В течение некоторого времени он потихоньку пробирался вперед. Преодолев более ста футов, он оказался в котельном отделении и сразу же проверил панель управления ребризером.

Его экран ничего не показывал.

Это означало, что компьютер, управляющий ребризером, вышел из строя. Теперь у него не имелось никакой информации о том, какой концентрацией кислорода он дышит и что ему нужно делать, чтобы поддерживать нормальное функционирование своего организма и избежать смерти. Кроме того, у него не имелось при себе запасного баллона: пожарный туннель был таким узким, что Чаттертон оставил свой запасной баллон возле якорного каната. У него мелькнула мысль, что пора прощаться с самим собой.

Но разве он был из тех людей, которые станут сдаваться и царапать предсмертную записку родственникам в ожидании своей скорой гибели? Он видел, как другие ныряльщики делали это. Но он не собирался погибать подобным образом. Он начал добавлять кислород вручную. Если он станет добавлять слишком много, он может отравиться, судорожно задергаться, потерять свой регулятор и утонуть. Если он станет добавлять слишком мало, он может потерять сознание и опять же утонуть. Ему нужно как-то умудриться выбрать правильную дозу. Он подрегулировал процесс смешения и замер в ожидании того, сможет его организм функционировать нормально или нет.

Сознания он не потерял.

Теперь ему было нужно как-то отсюда выбраться. Он не мог повернуть назад, а потому стал потихоньку пятиться дюйм за дюймом по туннелю, в который он с таким большим трудом забрался. Все его инстинкты призывали его поторопиться, но он знал, что в результате порывистых движений он может за что-нибудь зацепиться и застрять.

Он выбрался из туннеля некоторое время спустя, напряженно думая при каждом вдохе, а не станет ли этот вдох для него последним. Доплыв до якорного каната, он схватил запасной баллон и начал подъем на поверхность, который – чтобы обеспечить декомпрессию – должен был занять три часа.

Вечером того дня Чаттертон поехал на такси в маленький магазинчик компьютерной и бытовой техники и купил там ножовочное полотно и паяльный пистолет. Вернувшись в свой гостиничный номер, он стал ремонтировать ребризер. Это едва не привело к пожару (из-под двери его номера в коридор уже даже повалил дым), но через несколько часов он каким-то чудом восстановил работоспособность ребризера.

Чаттертон вернулся на исследовательское судно и снова отправился на затонувший «Британник». Всего за эту экспедицию он совершил шесть погружений. Ребризер выходил из строя при трех из них. Чаттертон так и не выяснил, почему «Британник» затонул так быстро, но он побывал в таких местах этого судна, добраться до которых под водой считалось невозможным. И хотя в журналах были напечатаны фотографии, сделанные во время этой экспедиции, ни один фотограф не смог бы запечатлеть чувство, которое Чаттертон при этом испытывал.

В ноябре 2000 года служба телевещания «Пи-би-эс» показала специальный двухчасовой выпуск своего научно-популярного документального телесериала «Нова», посвященный той таинственной немецкой подводной лодке. Чаттертон и Колер были в нем ключевыми фигурами, и этот выпуск получил один из самых высоких рейтингов за всю историю данного телесериала. Некоторое время спустя Чаттертон, бреясь как-то утром, почувствовал, что у него на шее появилось утолщение размером с яйцо. Хирург сделал пункционную биопсию, а затем позвонил на следующий день и попросил Чаттертона прийти к нему в клинику.

«Я сейчас немного занят, можно я приду завтра?» – спросил Чаттертон. Доктор ответил отрицательно, и Чаттертон осознал, что речь пойдет о какой-то серьезной проблеме.

Когда он явился в клинику, хирург сообщил ему, что у него сквамозная клеточная карцинома, то есть рак. Врач объяснил, как это могло возникнуть и что это означает, и посоветовал немедленно сделать операцию.

– Вы не сказали, какая это опухоль – доброкачественная или злокачественная.

– Злокачественная. Вам необходимо пройти химиотерапию и лечение рентгеновскими лучами. Вероятность того, что вы останетесь в живых – пятьдесят на пятьдесят.

Чаттертон не знал, что и сказать. Ему ведь было всего лишь сорок девять лет от роду. Однако когда он надел пальто, чтобы выйти из клиники, он подумал: «Пятьдесят на пятьдесят – это не так уж и плохо. Может, мне удастся выкарабкаться».

Сделав операцию, он вскоре стал проходить курс химиотерапии, приезжая в клинику по снегу на своем мотоцикле «Харлей-Дэвидсон» и отправляясь в тот же день заниматься строительными работами под водой, хотя и чувствовал себя слишком слабым для того, чтобы плавать. Карла сопровождала его на сеансы химиотерапии. Она высмеивала его за то особенное внимание, которое уделял ему фармацевт-гомосексуалист. «Думаю, больше никто не появляется здесь в одежде из черной кожи», – шутила Карла, хотя в глубине души она дрожала от волнения.

После химиотерапии Чаттертон начал лечение рентгеновскими лучами – пять раз в неделю на протяжении двух месяцев. К концу этого курса он уже не мог поднять свой водолазный шлем. Однако доктора проявляли сдержанный оптимизм. Они говорили, что немножечко везения – и все закончится благополучно.