Итак, Эрик.

Худощав, узкоплеч, моральные устои весьма сомнительного свойства, имеется легкий доступ к криминалистам и, видимо, знание, как там все устроено. Вдобавок почему-то ни с того ни с сего пытался возобновить отношения примерно тогда, когда Арина почти развалила дело против федяйкинской вдовы – по крайней мере получила серьезные свидетельства ее невиновности. А значит, возникла угроза раскрытия реального убийцы – того самого неуловимого, почти призрачного киллера. В эту же графу добавилось слово «сон». Не то чтобы Арина верила снам, но помнила, что подсознание порой выкидывает странные штуки. Типа менделеевской периодической таблицы элементов, над которой он ломал голову лет десять, а после – раз, и увидел во сне, как все должно быть устроено. Так что сон – это тоже аргумент, только надо попытаться понять, чем именно – мелким, проходящим мимо внимания – он навеян.

В колонку «защита» она записала «рост?» – все-таки Эрик был малость повыше предполагаемого убийцы. И, подумав, добавила «слабак и рохля». Без особой, впрочем, уверенности – из чего можно сделать вывод, что он слабак и рохля? Из того, что ради шкурно-профессиональных интересов ее, Арину, пытался использовать? Ну так из этого можно сделать вывод о моральной нечистоплотности, а не о слабости. Хотя, конечно, это еще вопрос – что считать слабостью.

Еще немного поразмыслив, она добавила к двум первоначальным колонкам третью – «алиби». Если у потенциального подозреваемого обнаружится алиби на момент хотя бы одного из рассматриваемых убийств – значит, этого фигуранта придется вычеркивать. Колонка получилась узкая, писать приходилось криво, наискось или сокращенно. Впрочем, много туда и не напишешь. Если у кого-то нарисуются алиби сразу по нескольким делам – значит, этого фигуранта придется проверять с особым тщанием. Ибо безупречное алиби – это очень, очень подозрительно.

В этой графе рядом с именем Эрика она написала: «Проверить передвижения». Ну да, было совершенно непонятно, как это сделать без официальных на то полномочий, но распоряжение, подобное тем, что она отдавала операм, почему-то выглядело «по делу». И вообще, весь процесс, задуманный больше для собственного успокоения, начинал потихоньку напоминать обычное следствие.

После Эрика ей почему-то вспомнился Андрюша Карасик. Наверное, потому что из всех ее коллег по следственному комитету он был не только самый молодой, но и самый «мелкий». Щупленький, невысокий. едва выше самой Арины, больше похожий на старшеклассника, чем на взрослого мужчину. Когда – с месяц, кажется, назад – она увидела, как первая красотка комитета Эльвира Глушко тренирует на Карасике свое обаяние, бедного Андрюшика стало даже жалко. Прижавшись к стене, он смотрел на снисходительно и в то же время маняще улыбавшуюся Эльвиру, заливаясь краской до самой макушки – из-под белобрысой стрижки просвечивала розовая от смущения кожа. И тоже улыбался – робко, смущенно, потерянно… Вот только в глазах мелькала какая-то искра – Арине даже показалось, что Карасик сотворит сейчас что-нибудь несусветое: плюнет на сверкающие Эльвирины туфли, сунет в декольте смятую купюру или, может, даже ударит… ну или расплачется, тоже вариант. В графу «алиби» она вписала «курсы?» – кажется, в момент «антикварного» убийства Карасик был на курсах повышения квалификации – какой-то разговор об этом смутно мелькал в Арининой памяти. В общем, это следовало проверить. Искра там во взгляде или не искра, но хорошо бы Карасика из подозреваемых исключить – примерять на него роль законспирированного киллера Арине не хотелось совершенно.

То же, только в еще большей степени, можно было сказать про Левушку Оберсдора. Он, хотя и подходил на роль киллера по комплекции, в качестве подозреваемого выглядел как минимум глупо. Именно он, как ни крути, нашел для Арины «денежный» след, что в итоге и навело ее на мысль о заказных убийствах. Наверное, в каком-нибудь полицейском сериале, подумалось ей, киллером бы оказался именно Левушка – а его помощь следствию была бы хитрой игрой, способом развлечься и пощекотать киллеровы нервы. В кино это, пожалуй, и прокатило бы, а вот в жизни – не очень. Киллер – персонаж сугубо прагматический, а щекотать нервы, заводя игру со следователем – это скорее про какого-нибудь маньяка. В общем, логика разваливается. Можно даже колонку «алиби» не пытаться заполнять – разве что для очистки совести.

Сурьмин, хоть и худ, слишком, пожалуй, длинный. Хотя при его любви к ковбойским сапожкам и рокерским ботинкам на толстенной платформе, черта с два определишь, какой у него на самом деле рост. Может, и подходящий. Но это не имеет значения. Не имеет, и точка! Ведь именно Сурьмин обратил внимание на то, что пуля из «охотничьего» дела «не та». В смысле не летальная. Сама-то Арина в качестве версии, альтернативной официальному обвинению, придумывала всякие сложности. Изобретала, как можно воспользоваться карабином без ведома владельца. Ей тогда и в голову не пришло самое элементарное решение: «смертельную» пулю (выпущенную из постороннего, разумеется, оружия) можно попросту подменить другой! Та же история, что с Оберсдорфом: колонку «алиби» можно даже не пытаться заполнять – и так ясно: Сурьмин на роль подозреваемого не годится.

Равно как и оба «ее» опера – ни кругленький Мишкин, ни плечистый, хотя и не столь медведеподобный, как Пахомов, Молодцов. Комплекция, господа-товарищи-граждане, она же конституция – великая вещь!

Вычеркивать потенциальных подозреваемых было очень приятно, но вряд ли, подумалось Арине, это удастся делать хоть сколько-нибудь долго. Увы.

Следующим ей вспомнился Клюшкин – молоденький опер «с земли», исполнявший «сопровождение» по нескольким ее делам, в том числе и по Шубину, кстати. Худенький, невысокий… Довольно сообразительный, насколько Арине помнилось. Впрочем, знала она его плохо. В графе «защита» написала «статус»: можно ли представить, чтобы элитный киллер работал мелким опером, которого любой может гонять в хвост и в гриву? Хотя, с другой стороны, лучшей маскировки не придумаешь.

Маминого Гошу – Игоря Константиновича Дорофеева – Арина внесла в свой импровизированный реестр с некоторым даже удовольствием. Вот тебе. Бизнесмен он, видите ли! Состоятельный, извольте радоваться! Эксперты-криминалисты его для консультаций приглашают, здрасьте вам! Рост и комплекция кандидата в отчимы – Арина скрипнула зубами – очень даже подходящие. Староват, правда, но и осанка, и походка вполне молодые. А успешный бизнес вполне может оказаться ширмой для легализации совсем других доходов.

И чего это мамуле вздумалось семейное положение менять? Отец-то хоть в курсе?

Она помотала головой, стараясь отрешиться от эмоций – отец. Еще один невысокий худощавый мужчина в ее непосредственном окружении. Кандидат юридических наук, знакомый и со следственными методами, и с техникой работы экспертов. В защиту его, впрочем, говорило достаточно скромное материальное положение. Нет, Аринина семья, боже упаси, не бедствовала: две машины, хорошая квартира, солидная дача, регулярные поездки на не самые дешевые курорты… Но если представить, какие доходы должен иметь киллер, отец выглядел практически нищим. И невозможно было предположить, что он мог «левые» доходы скрывать – зачем? Когда так легко легализовать хотя бы часть их – отец достаточно часто публиковался, в том числе в солидных зарубежных журналах, так что сочинить «лишние» гонорары ничего не стоило. Колонка «алиби» едва не осталась пустой, пока Арина не додумалась вписать туда кривую строчку «проверить график поездок».

Дальше пришлось вспомнить и дядю Федора… Э-эх. Брата Арина вписала, едва не скрежеща зубами. Но если уж всех – значит, всех. Во-первых, Федька заканчивал театральный и, хотя карьеры ни на подмостках, ни в кино не сделал, навыки перевоплощения у него, как это нынче называют, прокачаны до высоких уровней. Сам-то он уверен, что его сценическому успеху мешает маленький рост. Оценить, насколько это справедливо, Арина, конечно, не могла, но – рост?! Немногим выше ее самой – точно, как у парня в бейсболке возле федяйкинского подъезда, ну или как у той «блондинки» на федяйкинском балконе. И про то, как экспертно-криминалистические закрома устроены, он более-менее в курсе – двое полноценных юристов в семье, она и отец. Она братца как-то даже на экскурсию к криминалистам водила – точнее, в гости к Левушке Оберсдорфу, на консультацию по черт его знает каким высоким компьютерным технологиям. Так что чего-чего, а возможностей у Федьки хоть отбавляй. Да еще и сон этот… Проклятье!

В колонке «защита», кроме отсутствия непонятных финансовых поступлений, можно было написать только «не может быть». Черт. Черт, черт, черт! Это не может, не должен быть Федька! Иначе мир просто рухнет!

И тут она вспомнила! И выдохнула с неописуемым облегчением – во время убийства Федяйкина дядя Федор точно был в отъезде! Точно-точно! Познавал тонкости обработки фото и видео на каких-то специальных курсах. Или то была конференция, где асы изо-программ делились своим богатым опытом? Ай, неважно. Главное, что Федьки в городе не было. Правда, проходило мероприятие в каком-то тверском пансионате, неподалеку от волжских истоков, так что чисто технически он, наверное, мог бы слетать туда-обратно… Ох, нет. Только не это.

Вписав в колонку «алиби» под Федькиным именем «проверить Тверь» и повздыхав, Арина злорадно занесла в блокнот Виктора Пахомова – вот уж прекрасный кандидат в подозреваемые! Подходит не только по комплекции: невысокий, жилисто-худой – не в отца пошел – но и по моральным критериям. Или в этом случае надо говорить не о морали, а об аморальности? Что из себя представляет младший Пахомов, знали все. Чрезмерная суровость к простым (то есть без денег и связей) задержанным была лишь малой веточкой на развесистом древе его грехов, взросшем на жирной почве безнаказанности, политой беспредельным отцовским попустительством. Разумеется, Сынок «брал», разумеется, мог за соответствующую мзду отпустить нарушителя, разумеется, мог «слиповать» улики, если следователь типа Баклушина в том нуждался и готов был «поделиться». За руку Витьку никто, конечно, не хватал – смысла нет, все равно отец прикроет – но знать знали все. И так же все гадали: надолго ли еще хватит терпения у старшего Пахомова, которого уважали вполне искренне, и только вечное попустительство своему изрядно избалованному сыночку портило общую, вполне приличную картину.

В графу «защита» она со вздохом вписала «интеллект?». Все-таки при всей своей дурно пахнущей хитрости пахомовский сыночек был субъектом не так чтоб великого ума. А призрачный киллер каждый раз демонстрирует недюжинную предусмотрительность и тщательность. Ведь нигде, ни разу не прокололся! Ну да, ухитрилась соседка сфотографировать его на федяйкинском балконе – да еще в тот момент, когда супруга, тщательно подготавливаемая на роль убийцы, уже покинула дом, о чем неоспоримо свидетельствуют записи с камер наблюдения. Но это, господа хорошие, не прокол, это просто казус. Такую случайность предусмотреть не может никто, будь он хоть сверхпредусмотрителен.

В колонке «алиби» она привычно записала «проверить передвижения», хотя делать этого вовсе не собиралась. Разве что Витенька Пахомов останется последним подозреваемым – тогда придется отрабатывать его по полной программе. Но на это, по правде говоря, надежды было мало. Мозгов у Сынка недостаточно, чтобы такую роль играть.