– Вот дерьмо…
Наклонился над трупом и Мел, медленно протягивая свободную руку, чтобы сорвать маску с лица. В мечтах он уже тратил денежную награду за Бугимена. И тут вдруг тучки перестали застилать луну, и Мел Фуллертон увидел, что никакой маски нет, а он только что насмерть застрелил Ронни Финли, своего лучшего друга, и сядет теперь надолго.
Мне показалось, будто я лишь моргнул, а Рождество и Новый год призраками растаяли в зеркале заднего вида. Вот так промелькнули две следующие недели. Зная, что нас ожидает, мы с Карой остались дома на Новый год и посмотрели новогодний отсчет Дика Кларка по телевизору. Родители легли спать рано, а мы тискались под одеялом на диване в цоколе и чувствовали себя школьниками – прямо как тогда, когда начали встречаться. Я отвез Кару домой около полпервого ночи, а к часу уже дрых дома.
Вечер следующего дня выдался не таким спокойным. Ко мне заявилась целая толпа парней под предводительством Джимми Кавано и Брайана Андерсона – они оба специально прилетели в город в тот день. В результате меня уволокли на мальчишник. Мы отвели душу в боулинге, посидели за покером и упились пивом в «Лафлинс». Потом нам в голову пришла чудная мыслишка – пошвырять снежки в машины на Двадцать четвертом шоссе. Поскольку ни один из нас уже не был в состоянии сесть за руль, мы протопали пешком два с половиной километра. Было почти полтретьего ночи, когда мы заняли позицию среди посадок на обочине. Вот только на дороге никого не было. Наконец, появился свет фар; какой-то автомобиль на большой скорости ехал на восток. Вспомнив годы тренировок, мы дождались нужного момента и одновременно открыли огонь. Туц-туц-туц – цель накрыта, все три в точку! Мы было принялись праздновать, однако машина внезапно остановилась посреди шоссе и включила мигалки и сирену. Выяснилось, что нам крупно повезло – мы накрыли патрульную машину шерифа округа Харфорд! Водитель лихо развернулся и помчал обратно, прямо на нас. Мы же, побросав снежки, отступили в лес, едва успев унести ноги.
На следующее утро я проснулся в родительском подвальном этаже, окруженный спящими телами восьмерых своих лучших дружков. Брайан Андерсон лежал с голым торсом, грудь и плечи в царапинах и ссадинах от нашего поспешного отступления. Один из бакенбард Джимми Кавано оказался загадочным образом сбритым, а еще у него исчезла обувь. У Стива Сайнза, прилетевшего из Мейна, под глазом цвел роскошный фингал, при этом никто не мог припомнить, откуда этот синяк взялся.
Ну а что касается жениха, так он проснулся с картонной коробкой из-под «Бад Лайта» на голове. Один из добрых дружков (до сих пор, козлы, не признались, кто) нарисовал нестираемым маркером у меня на лбу половой член. Мамочка чуть сознание не потеряла, узрев эту картину. Будто смутных воспоминаний того вечера было недостаточно, я увековечил его несколькими снимками на «Полароид». Держу их втайне ото всех в ящике стола.
Четвертого января, в среду, настал знаменательный день: перед нами сидели сто двадцать пять самых дорогих членов семьи и друзей; отец, заметно волнуясь, стоял рядом со мной в качестве шафера, а мы с Карой произнесли клятву верности. И бракосочетание, и прием гостей прошли чудесно – прямо как мы мечтали. Видеть всех вместе в одном зале, полном смеха, танцев и празднества, – чудесный дар, который мы с Карой пронесем по жизни. То был счастливейший день для меня… Увы, как оказалось, слишком короткий.
Настоящего медового месяца не получилось – следующий семестр у Кары начинался очень рано. Зато мы провели изумительные выходные в уединенном домике в горах Западной Вирджинии, а потом вернулись домой, упаковали мое добро и переехали в нашу новую квартиру в Роланд-парке, в сорока пяти минутах езды от Эджвуда и в нескольких кварталах от университета Джонса Хопкинса.
К середине января мы уже привыкли к новому распорядку: с утра до вечера у Кары шли занятия в кампусе, лишь в пятницу занятия были только с утра. Я же все время проводил в нашей новой квартире: писал рассказы, работал над новым выпуском журнала. Долгие дни наполнялись покоем и одиночеством, и у меня было время подумать. Так что, совершенно естественно, мысли мои нет-нет да и возвращались в Эджвуд.
Со времени убийства Кэссиди Берч в ночь на Хэллоуин прошло десять недель, и, если не считать пальбы, которую устроил Мел Фуллертон, в городе царил покой. Мела пока отпустили под залог, и он, по словам Карли, сидел дома не высовываясь. Но, в общем, вся эта история – сплошная жуть, особенно если взглянуть на открывшиеся новые сведения: оказалось, что Ронни Финли завел шашни с женой Мела. Естественно, многие в городе не верили, что убийство было непреднамеренным.
Мне понравилось гулять после обеда; я укутывался потеплее и бродил, бродил… Это помогало организовать мысли. Во время таких прогулок я частенько прокручивал в голове ситуацию, которая сложилась в Эджвуде. Карли регулярно подбрасывала мне информацию, но по делу Бугимена расследование шло ни шатко ни валко. Время от времени появлялись сообщения: ночью видели незнакомца, или кто-то подглядывает в окна… Неделю назад сосед Карли пожаловался в полицию на сотрудника балтиморской энергосбытовой компании, который проверяет счетчики: мол, подозрительно он как-то шастает. Однако в целом все было тихо. Я поддался искушению и сходил в балтиморскую Библиотеку Еноха Пратта, где меня затянуло: пять часов изучал микрофиши газетных статей, искал информацию о последних убийствах в Пенсильвании, Делавэре и Вирджинии. Ведь если в Эджвуде убийства и прекратились, то это совсем не значит, что Бугимен не переехал куда-то и не принялся за старое на новом месте. Домой я вернулся в тот день с пустыми руками и почти ослепшим.
Почему убийства внезапно прекратились? Чего ждет Бугимен? Выжидает удобного момента для удара? Или он в конце концов оставил нас, уехал из города? А может, его посадили за какое-то преступление, не связанное с убийствами?..
Я прекрасно понимал, что детектив Харпер круглые сутки задается этими же вопросами и у него несравненно больше данных для ответов, но не искать ответы я не мог. Бугимен стал частью моей жизни. Именно во время долгих полуденных прогулок – с Брюсом Спрингстином и «Роллинг Стоунс», орущими в наушниках – у меня и появился замысел книги об этих убийствах. Если мой бывший сосед Берни Джентил прав, время продолжит свой ход, люди в Эджвуде будут жить своей жизнью, и память о четырех погибших девушках угаснет. В конце концов все сведется к примечанию, к сноске в конце книги истории города. По-моему, несправедливо.
В последних числах месяца к нам в гости приехали мои родители. Отец ввалился в квартиру, держа под мышками два огромных бумажных пакета, из которых чуть не сыпались покупки – «Прихватил кое-что в продуктовой лавке». Мама привезла подшивку «Иджис» за последний месяц, а также последний выпуск «Ридерз Дайджест», где «отметила все интересные статьи» для сыночка. Мы вчетвером уселись за поздний обед – суп и бутерброды – на маленькой кухоньке и поделились последними новостями.
Дэвид Гуд, мой сосед с Тупело-корт, обручился с девушкой, с которой познакомился в колледже. Тэл Тейлор, старый школьный друг, недавно перешел на новую работу в «Ю-Пи-Эс». Норма Джентил слегла в больницу – снова грыжа беспокоит, но вроде бы пообещали хорошо подлатать. Мама радостно сообщила, что странных телефонных звонков больше нет, и тут же перекрестилась – чтоб так оно и было. О Бугимене родители не сказали ни слова – не знаю, договорились ли они об этом или просто так получилось. Я чуть было не сболтнул, что подумываю написать книгу об убийствах, однако вовремя прикрыл рот – не хотелось портить всем настроение.
Перед отъездом тем же вечером мама чмокнула меня в щеку и сунула в карман рубашки конверт с пятьюдесятью долларами – «как-нибудь сходите с Карой пообедать». Я попытался вернуть деньги, но она и слышать об этом не пожелала. Отец неуклюже попытался обнять меня, когда я проводил их до машины, и сел за руль. Пять минут спустя, когда они уехали, я все еще чувствовал его лосьон после бритья на своей рубашке. И уже безумно по ним скучал.
А вечером позвонила Карли и рассказала, что водитель автобуса эджвудской средней школы снова под подозрением. Его звали Ллойд Беннет. Выяснилось, что его алиби на те ночи, когда произошли убийства, оказались не столь непогрешимы. Он уверял, что провел все четыре ночи с одной женщиной; а теперь она призналась полиции, что он лжет, она и понятия не имеет, где Беннет провел те ночи – точно не с ней.
По сведениям Карли, подозреваемый и его адвокат сейчас на допросе в полицейском участке, а следователи собирают документы на проведение обыска в машине и доме Беннета.
Несколько дней спустя Карли позвонила снова и огорошила: есть задание – написать о семьях жертв Бугимена. Материал пойдет на первую полосу. Она знала, что я с первого дня собираю газетные вырезки и веду собственные записи об убийствах – что-то вроде не очень связного дневника или бортжурнала, – и интересовалась, не хочу ли я написать такую статью с ней в соавторстве. С редактором она все уже утрясла.
Я ответил, что утро вечера мудренее: подумаю и скажу. Вечером обсудил эту идею с Карой, потом отправился на пробежку и снова задумался. С одной стороны, я видел в этом задании интересный вызов, да и опыт будет полезный. С другой стороны, возьмусь я за книгу или нет, у меня пока не было желания вести беседы со скорбящими членами семей погибших и их друзьями, бередить незажившие раны. Ложась спать тем вечером, я так и не принял решения, однако утром проснулся без тени сомнений. Я твердо знал: рассказать истории тех, кто остался в живых – мой долг. Позвонив Карли сразу после завтрака, я дал согласие.