– Ну вот так. Я сама поразилась. Подхожу к раздевалке, а он там им выговаривает, типа, не смейте её… ну меня… больше обижать. На Катрин так вообще наехал. И потом, когда я уже зашла, никто мне и слова не сказал, – не сдержав довольной улыбки, доложила я.

Ярик на миг вскинул удивленно брови, а потом широко улыбнулся.

– Ну вот видишь! Я же говорил тебе! Я знал, что Андрей не такой… Только тогда почему он тебя в ЧС закинул? Слушай, ну давай я все-таки с ним поговорю? Спрошу, что за фигня?

– Ну, не знаю, – вздохнула я. – Как-то неудобно мне. Словно навязываюсь… меня в дверь, а я – в окно. Он же сразу догадается, что ты по моей просьбе... Хотя знаешь, давай. Вдруг это и правда какое-то недоразумение. Потому что такое ощущение, что он как будто на меня за что-то злится или обижается. Но я-то знаю, что ничего плохого ему не делала. Когда бы я успела, да?

– Ну, конечно! – подтвердил Ярик. – Я поговорю с ним. Сегодня же вечером схожу к нему домой.

Если бы я только знала, чем эта затея обернется… заклинала бы Ярика даже близко с такими вопросами к Исаеву не подходить. Но тогда я и предположить ничего подобного не могла…

Физкультура тоже прошла без приключений. Никто меня не задирал, не обзывал ненавистной Хацапетовкой. При том что Исаева на уроке не было.

Я сначала невольно поискала его глазами, потом вспомнила – Ярик ведь говорил, что из-за травмы он теперь ходит только в бассейн.

Парни толпились кучкой на беговой полосе, Ярик стоял чуть в стороне от них. Ждали, пока Алексей Геннадьевич, физрук, на вид добродушный увалень лет сорока, договорится с девчонками, которые отказывались бегать. Приказать он им не мог и лишь неуверенно препирался.

– Живот болит, – буркнула Дыбовская.

– А я ногу потянула, – жаловалась Юляша. – Можно я на лавочке посижу?

– Опять? – недоверчиво переспросил Алексей Геннадьевич. – А нормативы когда будешь сдавать? И вообще, Юля, болит нога – иди в медпункт. Пусть дадут справку.

– Не верите? – якобы обиженно захлопала глазами она.

– Ну… мне нужно подтверждение твоих слов.

– Ну, смотрите, проверяйте. – Она выставила одну ногу вперед и приподняла, слегка задрав штанину. – Видите, на лодыжке синяк?

Лично я никакого синяка там не увидела, и физрук, по-моему, тоже, но спорить не стал. Махнул на нее рукой.

– Я тоже не могу. У меня сегодня месячные, – нагло и насмешливо сообщила ему Черемисина. – Хотите проверить?

Алексей Геннадьевич заметно смутился, аж покраснел и, ни слова больше не говоря, ретировался. У остальных девчонок, которые тоже расположились на лавочке, даже спрашивать ничего не стал.

– Ну ты жжешь, Катрин. Заодно и нас всех отмазала, – громко смеялись девчонки. – Бедняга чуть в обморок не упал. Чего это он такой впечатлительный, а, девочки? Может, он девственник? Ага, точно, сорокалетний девственник… Катрин, ты в следующий раз спроси его…

Они хохотали в голос, а мне было неловко, почти как самому Алексею Геннадьевичу. И неприятно. Да и бегать по такому стадиону, чистенькому, ровному, аккуратному, с красными каучуковыми дорожками, размеченными белыми линиями, – как по мне, одно удовольствие. Это не то, что у нас в Зареченске – когда мы или грязь месили, или столбы пыли вокруг себя поднимали, но тренировались же, и никто даже пикнуть не смел.