- Да, очень.

- Тишина какая, - отметил полковник Казаринов, прислушиваясь, поглядывая на вершины деревьев, расплывающиеся в сумерках. - Даже в ушах звенит…

После напряженного, полного опасностей и суеты дня томительная, звонкая и какая-то до предела натянутая обнимала лес тишина. И тогда с востока пробивались к нам протяжные вздохи и стоны земли. Я радовался, улавливая эти вздохи и стоны, - значит, фронт еще не отдалился. Но тяжелые, ухающие разрывы как бы настойчиво, нетерпеливо твердили о том, чтобы мы торопились…

Часовой кого-то окликнул. Ему ответили: «Свои» - и к шалашу приблизились трое, представились по очереди:

- Майор Ромоданов.

- Старший лейтенант Петенькин.

- Старшина Лаптев.

- Слушаю вас, - отозвался комиссар Дубровин и встал.

Я тоже поднялся. Майор отделился от своих спутников, шагнул к Сергею Петровичу, коренастый, четкий в движениях.

- Товарищ комиссар, разрешите нам уйти.

- Как уйти? Куда?

- Совсем уйти. Будем пробираться через фронт одни, - мы все трое из одного полка.

Комиссар с недоумением оглянулся на меня и на полковника, как бы говоря: вот так просьба, слыхали? Подступив к майору, я заглянул ему в лицо, широкоскулое, с запавшими отчаянными глазами, - видел его впервые.

- Вы понимаете, на что вы просите разрешение, товарищ майор? - сказал я. - На дезертирство. Вы, командиры! Что же остается делать рядовому бойцу? Моего разрешения вы не получите.

Майор вспылил:

Но сидеть в бездействии, без всякой надежды на будущее, не жравши, бессмысленно!

Они из ваших, Сергей Петрович? - спросил я комиссара.

- Нет, - и спросил майора: - Вы давно здесь, в нашей группе?

- Вчера ночью прибыли в батальон капитана Волтузина, - нехотя ответил майор.

Полковник Казаринов усмехнулся.