- Ежик, ты от меня не отставай, слышишь? - сказал я Васе. - А то потеряешься… Чертыханов, следи за ним…
- Не отстану, - бойко отозвался мальчик, едва поспевая за нами.
Когда мы вышли на открытое поле, я оглянулся и чуть не вскрикнул от охватившего меня волнения и восторга: за нами, распространяя глухой и грозный гул шагов, несмело позвякивая оружием, молча и стремительно двигалась мощная боевая колонна. Чувство преданности этим людям отозвалось в душе радостным трепетом. Мне хотелось крикнуть громко, на всю колонну словами Горького: «Эй, вы, люди! Да здравствует ваше будущее!» И тут, как бы отзываясь на мое восторженное восклицание, внезапно, словно налетевший вихрь, грянула песня, с лихостью, с высвистами. «Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить, с нашим атаманом не приходится тужить!» - пел взвод. Разудалая песня эта выплеснулась у людей сама собою, от радости, что вырвались, наконец, из лесов, что скоро они пройдут сквозь огонь и злость врага, скоро будут дома - на Большой земле, среди своих!
- Что это? - недоуменно спросил я Волтузина. Капитан весело засмеялся.
- Поют, мой лейтенант. - И убежал утихомирить развеселившийся не вовремя взвод. Песня вскоре оборвалась. Волтузин вернулся, почему-то очень довольный.
- В чем там дело? - с напускной строгостью спросил я. - Что это за распущенность?..
- Поют от восторга, - заявил Волтузин оживленно. - Вместе с командиром взвода. Домой идут, то есть, простите, в бой, на смерть - с песней в душе!.. А враги считают нас окруженными и уничтоженными, лейтенант…
Я только сейчас твердо и окончательно осознал, что эти люди, бойцы, младшие и старшие командиры, уже победили врага всерьез и навсегда, хотя, возможно, многие из них не останутся в живых.
Авангардный взвод Щукина уже спустился во тьме под уклон - наш путь пересекала небольшая полувысохшая речушка.
С того берега навстречу нам скатывались, сухо потрескивая моторами, толкая впереди себя слабые световые шары, два мотоциклиста. Они как бы упали вниз, скользнув с горки на мост; лучи фонарей вздрогнули, метнулись в одну сторону, затем в другую и погасли. Послышался короткий и пронзительный человеческий вскрик, и все смолкло. От Щукина прибежал связной: Гривастов и Кочетовский захватили одного гитлеровского мотоциклиста живым, второй убит.
Они Свидлера рядом не оказалось. Вместо него пленного с грехом пополам допросил связной капитана Волтузина. Мотоциклист рассказал о том, что в небольшой хутор, приткнувшийся на взгорье к лесу, переехал на запасный командный пункт командир пехотной дивизии, действующей на фронте южнее Ельни. Несколько позже на этом же мостике был задержан старик, - он уходил из хутора в какую-то деревню, к сестре или к дочери. Старик подтвердил показания пленного.
- Хуторок наш маленький, - сказал старик взволнованно, все время заглядывая мне в лицо, - он был до смерти рад, что встретился со своими. - Было восемь дворов, осталось пять: два сгорели недавно, в один бомба угодила и разнесла. Что тут штаб какой-то остановился, так это верно. Стоит. И генерал при нем. Сам видал. Прикатили нынче после обеда на легковых машинах, на грузовиках, одна машина с железными бортами, на ней пулемет-Жителей всех - вон. Вытурили. Носили в избы какие-то ящики с бумагами, и кругом все провода, провода…
- Солдат в хуторе много? - спросил я.
Старик взглянул на растянувшуюся, уходящую в темноту колонну и поспешно ответил:
- Нет, немножко. Хотя избы все заняты сполна. В избах-то офицеры. А солдаты в палатках. Наверняка сказать не могу, но, думаю, до ста насчитаешь…
Мы с Волтузиным взглянули на карту. Хутор стоял чуть в стороне от нашего маршрута. Его можно было обогнуть правее, но тогда мы рисковали сбиться с пути, да и вообще пройти неуслышанными и незамеченными едва ли было возможно.
- Хутор будем атаковать, - сказал я Волтузину.
Капитан ответил без колебаний:
- Очень хорошо.
- Отец, - обратился я к старику, - вы сможете провести наших бойцов в обход хутора?