Настоящий матриархат не имел ничего общего с той вульгарной картинкой, которая крепко укоренилась в массовом сознании. Никто не ущемлял мужчин в правах, никто не командовал ими. В те далёкие времена они занимались почти тем же самым, что и сейчас – любили женщин, создавали семьи и обеспечивали их хлебом насущным. Почти – потому что в отличие от своих потомков они умели укрощать в себе хаос. Служение женщине было поставлено во главу угла, и лишь поэтому юное человечество не знало ни войн, ни социальных конфликтов. А женщины, которым горящая Искра давала силу и мудрость, старательно берегли этот уклад. Те самые ведьмы – такие, как Лариса. Вот так он и выглядел, пресловутый Золотой век, о котором у людей остались лишь смутные воспоминания.

По какой причине он закончился, я выяснить не успел. Время поджимало, а мне ещё предстояло побриться, принять душ, погладить брюки и рубашку… Я иду в гости к Маше, своей богине, поэтому важна любая мелочь. К тому же в том районе, где она живёт, я почти не бывал. Значит, в магазин надо зайти здесь, чтобы не тратить время на поиски там.

В девять вечера я звонил в дверь Маши. Как полагается настоящему мужчине, с цветами, шампанским и тортом. Да и столь позднее время было выбрано с умыслом – мне хотелось, чтобы Маша успела как следует отдохнуть после работы, сбросить всю усталость, что накопилась за неделю.

Увидев её, я забыл обо всём на свете. Милая, очаровательная, невероятно женственная – именно такой она предстала в своём уютном гнёздышке. Решила не наряжаться и встретила меня по-домашнему, в халатике. Но не в старом и потрёпанном, в какие любят кутаться одинокие разведёнки. А в элегантном, волнующем воображение. Коротком ровно настолько, чтобы не выглядеть пошло и в то же время будить желание.

– Какая же ты красивая, – выдохнул я.

– Не поверишь, но дома я обычно хожу в трениках, – засмеялась Маша. – Или без них, когда жарко. Но ради тебя решила прихорошиться.

Я стал целовать её прямо здесь, в маленькой прихожей. Прижимал к себе любимую женщину, чувствовал жар её тела, и в мире не было ничего прекраснее этих сладостных мгновений. А ведь впереди у нас целая ночь!

– Отпусти меня, дорогой, – с напускной строгостью сказала Маша, выскальзывая из моих объятий. – Пошли на кухню, я приготовила ужин. Ванная вон там.

– У нас будет ещё и ужин? Ты такая домовитая…

– Ну, я просто люблю вкусно поесть. Конечно, после шести нельзя и всё такое, но сегодня можно сделать исключение. Не каждый вечер в гости приходят такие шикарные мужчины.

Однокомнатная квартира Маши не могла похвастать размерами, всё здесь было крохотным и будто игрушечным. Повсюду цветы, симпатичные накидки на мебели, вязаные и с вышивкой, с головой выдают пристрастия хозяйки. На тумбочке у кровати – любовный роман. Словом, с первого взгляда ясно, что здесь живёт женщина, причём женщина до мозга костей.

Тесно оказалось и на чистой, ухоженной кухне, но эта теснота ничуть не раздражала. Напротив, было приятно при каждом удобном случае прикасаться к Маше, приобнимать её. Она наигранно сердилась и говорила, что я мешаю ей накрывать на стол, однако в глазах её я видел совсем другое. Чисто женское упоение тем, что за ней красиво ухаживают, что она любима и желанна.

Домашняя стряпня Маши показалась мне шедевром кулинарного искусства. А всего-то – пара салатиков и лёгких закусок под шампанское. Но до того вкусных! Мы ели и пили, не сводя глаз друг с друга, Маша, как обычно, болтала без умолку, и мне вдруг стало удивительно тепло и уютно. Как я мог думать когда-то, будто семейная жизнь скучна и однообразна? Только в союзе с женщиной мужчина может полностью реализовать себя.

А когда дошла очередь до торта, я решился, наконец-то, сказать Маше то, что не говорил до этого никому. Именно здесь, у неё в гостях, это признание прозвучит наиболее искренне.

– Маш, я хочу, чтобы ты знала…

Почему-то слова давались мне с трудом, хотя шли от всего сердца. Что со мной? Неужели я боюсь? Но чего? Хотя ответ мне известен. Больше всего я страшился услышать «нет». Никогда бы не подумал, что буду так сильно, всей душой желать одну-единственную женщину на свете.

Глубоко вдохнув, я произнёс, глядя ей в глаза:

– Я люблю тебя, Маша. И хочу, чтобы мы были вместе.

– Вот как? – она, казалось, ничуть не удивилась. – А ты хорошо подумал, прежде чем говорить такое одинокой тётке бальзаковского возраста? Я ведь могу и поверить.

– Буду счастлив, если ты поверишь, – я медленно поднёс её руку к губам и поцеловал. – Ты знаешь обо мне практически всё. Каким я был и каким стал. Да, у меня было неприлично много женщин, из песни слова не выкинешь… Но такой, как ты, я никогда не встречал. И не встречу.