Этой же проблеме была посвящена ещё одна работа H.A. Буцковского «Очерк кассационного порядка отмены решений по судебным уставам 20 ноября 1864 года», опубликованная в 1866 году, в которой также подробно рассматривались поводы к отмене окончательных приговоров и были разработаны конкретные перечни нарушений, влекущих отмену приговоров в кассационном порядке, например: «изложение приговора не в установленной форме, без прописаний тех сведений, которые должны входить в его состав, или с подкреплением его такими обстоятельствами, которые не подвергались судебному разбирательству (ст. 130, 170, 171, 733, 751, 796–798, 826 и 827); невнесение в протокол судебного заседания тех действий, которые по закону подлежат удостоверению в протоколе, или внесение их в протокол без надлежащего засвидетельствования, или же допущение в протоколе подчисток или неоговорённых поправок и приписок (ст. 142–144, 170, 835–841)» и т. д.

Относительно неопредёленное содержание и такого повода к отмене окончательного приговора, как нарушение обрядов и форм судопроизводства и т. д. столь существенных, что вследствие несоблюдения их невозможно признать приговор в силе судебного решения, в теории и на практике привело к необходимости разработки перечней, на которых настаивали в Сенате. Предложенный перечень состоял из двух групп; к первой относились нарушения обрядов и форм судопроизводства по производству во всех судебных установлениях вообще (в неё включалось 31 нарушение); во вторую были объединены нарушения по производству в общих судебных установлениях (она состояла из 32 нарушений). Также анализ кассационной практики Сената позволил определить такие нарушения, которые при любых условиях признавались несущественными. В частности, в решении уголовного кассационного департамента № 135 1867 года указывалось, что «неправильность указания в обвинительном акте закона не может служить основанием к уничтожению силы и значения, последовавших затем актом судебных действий и решения присяжных заседателей, так как подсудимые имеют полную возможность при судебном следствии указать неправильность заключения обвинительного акта», поскольку именно они позволяли конкретизировать и облегчить на практике процесс оценки кассационных поводов. Оценка подобных нарушений как существенных на практике проводилась Сенатом, который своими решениями определял как критерии существенности нарушений, так и процессуальные положения, которые должны признаваться основными и требующими надлежащего соблюдения под страхом признания приговора недействительным в случае их нарушения. Отсутствие в законе конкретных указаний на то, какие нарушения форм и обрядов судопроизводства носят существенный характер, а какие – нет, привело к необходимости учитывать их при оценке таких нарушений, их влияния на исход дела и на сам приговор.

Устав уголовного судопроизводства 1864 года не предусматривал надзор в качестве дополнительной возможности проверки законности и обоснованности судебных решений; в нём, в главе пятой, говорилось лишь о возобновлении уголовных дел. «Практика выработала неизвестное Уставу уголовного судопроизводства положение, согласно которому Сенат имел право отменять приговор, если устанавливал при рассмотрении дела в кассационном порядке особо важные нарушения закона, не указанные в жалобе. Вторым отступлением было выдвинутое Сенатом учение об отмене им приговоров, не подлежащих обжалованию или фактически не обжалованных в надлежащий срок, по всяким доходящим до него сведениям о чрезвычайных случаях в порядке надзора».

Согласно ст. 5 Учреждения судебных установлений, Правительствующий Сенат «в качестве верховного кассационного суда, не решая дел по существу в общем порядке судопроизводства, наблюдает за охранением точной силы закона и за единообразным его исполнением всеми судебными установлениями империи». Такая позиция высшего судебного органа позволяла на основе обобщённой судебной практики давать соответствующие разъяснения судам в случае нарушения ими закона при рассмотрении различных уголовных дел. Поэтому в связи с достаточно большим числом неправильного применения закона нижестоящими судами Правительствующий Сенат, ссылаясь на положения ст. 250 Учреждения судебных установлений как на «меру восстановления нарушенного порядка по каждому отдельному делу», стал расширять практику отмены судебных решений, в том числе окончательных. В этом случае деятельность Сената носила не апелляционный или кассационный, а надзорный характер. Поводами к отмене вступивших в законную силу судебных решений в нововведенном порядке, согласно практике Сената, могли быть только нарушения таких основополагающих норм процесса, без соблюдения которых определение суда не может быть оставлено в силе судебного решения: 1) постановление судебных решений с нарушением ведомства и власти; 2) нарушение подсудности по роду дел; 3) назначение наказаний, неосуществимых или несуществующих по закону; 4) постановление приговоров в распорядительном заседании вместо судебного;

5) назначение наказания с нарушением прав состояния;

6) назначение наказания по гражданским законам лицу военного звания, состоящему на действительной военной службе; 7) возбуждение преследования против лица, отбывшего уже за границей наказание за то же деяние; 8) всякое неправильное разъяснение суда, преграждающее подсудимому или иным участвующим в деле лицам возможность дальнейшей судебной охраны в пределах закона их прав и интересов; 9) отказ в принятии жалобы вследствие признания, что наши законы не ограждают лиц, живущих за границей, от преступлений, против них учинённых в пределах России; 10) всякое отступление от смысла сенатских разъяснений. Наряду с типичными нарушениям форм и обрядов судопроизводства, повлёкшими за собой рассмотрение дела в кассационной инстанции:

1. неправильный состав камеры предания суду; неверное направление дела; отсутствие признаков преступления в деянии, которое послужило основанием для предания суду;

2. нарушения во время приготовления к судебному рассмотрению дела: неправомочный отказ суда в вызове указанных сторонами свидетелей; неизвещение или неточное извещение участвующих в деле лиц о времени заседания и составе суда; несообщение подсудимому копии обвинительного акта или жалобы частного обвинения и списка лиц, вызываемых в суд;

3. нарушения, допущенные при судебном следствии: неправильный состав суда; лишение сторон права слова, в частности непредоставление подсудимому последнего слова; отсутствие в заседании прокурора и непроизнесение им обвинительной речи; неназначение подсудимому защитника, несмотря на его просьбу об этом и др., а также неправильное название в приговоре обвинителя; неточное указание в приговоре имён, фамилий и даже обстоятельств дела, если оно не имело последствием неправильности в определении наказания; неисполнение таких действий, исполнение которых по закону зависит от усмотрения Мировых съездов и судей и т. д.

Такая правовая активность Сената вызывала закономерную критику со стороны большинства процессуалистов. Так, профессор Казанского и Московского университетов, депутат I Государственной Думы Г.Ф. Шершеневич отмечал, что «кассационные департаменты стали присваивать своим решениям силу, какой в действительности они по закону не имеют, составляя лишь совет, руководствуясь которым суды могли бы придавать своей практике некоторое однообразие в понимании и применении закона. Но ни в каком случае (за исключением указанного в законе) кассационные решения не имеют обязательной силы для всех судов. Сенат полагает, что он имеет право диктовать законы, тогда как его роль ограничивается проверкой, насколько решения судов и палат соответствуют действующему законодательству».

Однако, несмотря на отчаянное сопротивление со стороны научного сообщества, деятельность Правительствующего Сената открыла качественно новый вид пересмотра судебных решений в уголовном процессе – пересмотр приговоров, вступивших в законную силу в порядке надзора; при этом были выработаны определённые основания к отмене таких судебных решений.