Не особо получалось и с безвестным отсутствием Николая Гимера по известным бюрократическим причинам.

Оставался, конечно, вариант признать супруга физически неспособным (ст. 242 Устава), но такой иск подавался не ранее как «токмо чрез три года после совершения брака», и в этом случае духовные власти практически исключили возможность для мужа и жены законно расстаться.

Во-первых, под неспособностью понимались только импотенция и анатомические дефекты, приводящие к расстройству половой функции, которые должны были иметься на момент вступления в брак; как говорилось в ст. 243 Устава, «по сей причине не может основаться иск, если неспособность одного из супругов не есть природная или началась до вступления уже в брак».

Во-вторых, в браке Екатерины и Николая Гимер имелся ребёнок.

При этом при подготовке медицинского заключения врач не мог учитывать показаний самого обратившегося. Узнать же о том, когда появился недуг – до брака или во время него, – и сейчас-то не представляется возможным, тем более что осмотр должен был проводить не лечащий доктор, знавший пациента в течение длительного времени, а назначенный специально для этого государственный специалист.

В этом смысле для нас показательным является бракоразводный процесс княгини Нарышкиной, которая, подавая иск о расторжении брака, довольно обстоятельно и откровенно (а как иначе?) описывает недееспособность своего супруга: «Сношения его со мной во время нашего супружества делались чрезвычайно редко и вовсе не по естественному со стороны его влечению (…) В 1859 году до меня дошли слухи, что муж имеет какую-то дурную болезнь… Я требовала его объяснений. Упав передо мной на колени, он сознался, что получил болезнь от одной женщины в бытность мою за границей» (Максимова Т. Развод по-русски // Родина. 1998. 9. С. 58). Однако даже влияния княгини оказалось недостаточно для положительного решения, доказать «неспособность» супруга ей так и не удалось – в браке тоже были дети, впрочем, как и сам факт прелюбодеяния с его стороны. Почти 20-летнее разбирательство в интимных подробностях жизни аристократических супругов закончилось отказом Священного Синода в расторжении их брака.

Не был проще и порядок установления факта безвестного отсутствия одного из супругов, который доказывался в том числе наличием справок установленной формы, которые надо было получить из всех губернских и областных управлений империи (а таковых в России насчитывалось 101!). Документ имел срок действия один год. При этом его получение вполне ожидаемо осложнялось обычным обстоятельством, когда какое-то региональное управление либо вообще не отвечало на запрос, либо просто затягивало с ответом. В своём запросе проситель также обязан был указать: где проживали супруги, совместно или раздельно, где и когда последний раз виделись, когда и при каких обстоятельствах началось безвестное отсутствие одного из супругов, когда и от кого были получены последние сведения о нём, какое имеется у супругов недвижимое имущество, из какого сословия оба происходили, каковы были занятия или служба отсутствующего супруга и пр. Кроме того, заявитель в обязательном порядке сообщал сведения обо всех известных ему родственниках поимённо – как своих, так и пропавшего супруга, – а также точное место их жительства. После сбора всех необходимых бумаг консистория через полицейские управления направляла судебные повестки всем, кто был указан в прошении. Объявление о предъявленном иске обязательно должно было быть опубликовано в церковной газете, которая распространялась по всем приходам. И только через год после такой публикации, при условии, что запрашиваемые сведения из приходов получены не были, консистория приступала к рассмотрению обстоятельств дела (Устав духовных консисторий, ст. 230–236).

Процесс был настолько выверен бюрократически, что, по свидетельству его исследователей, в архивах практически отсутствуют сведения о тех «счастливчиках», которым удалось собрать все необходимые справки и получить желаемое решение именно по таким основаниям.

Похоже, поэтому Екатерина Гимер и решилась на инсценировку самоубийства бывшего железнодорожника, для чего заблаговременно отправила его жить на станцию Охта – тогдашний петербургский пригород – то ли к его товарищу, то ли к родственникам… выдала на дорогу единовременное вознаграждение в 15 рублей и пообещала ежемесячное в пять целковых, а затем инсценировала суицид законного мужа в проруби посредине Москвы-реки у Софиевской набережной, прямо напротив Кремлёвского дворца. Для достоверности по почте было отправлено прощальное письмо Н. Гимера своей жене: «Многоуважаемая Екатерина Павловна, последний раз пишу Вам. Жить я больше не могу. Голод и холод меня измучили, помощи от родных нет, сам ничего не могу сделать. Когда получите это письмо, меня уже не будет в живых – решил утопиться. Дело наше можете прекратить… Тело моё, конечно, теперь не найдут, а весной не узнают – так и сгину с земли. Будьте счастливы».

Достоверные сведения о самоубийстве мужа, подтверждённые в полиции, давали основания не собирать пресловутые справки по всей империи, так как после получения по почте прощального послания от несчастного супруга Екатерина обращается в полицию, а сотрудники Якиманской полицейской части вскоре обнаруживают у полыньи сразу все доказательства его самоубийства – пальто, в кармане которого находят свидетельство об освобождении от воинской повинности, и другие документы на имя Николая Гимера, предсмертную записку: «в моей смерти прошу никого не винить…», какие-то письма на его имя. Как говорится, «Всё своё ношу с собой!»

А буквально через несколько дней «безутешной вдове» просто неожиданно повезло: полицейские, к её самой глубокому удивлению, представили ей для опознания тело некого мужчины в форменной шинели железнодорожника, выловленное в реке шестью вёрстами выше по течению (!). «Это он!» – сразу же подтвердила Екатерина Гимер. Как повелось, московским полицейским «висяк» ни тогда, ни сейчас был не нужен, тем более под Рождество: «холодный» опознан, дело было закрыто, тело выдано родственникам для погребения, что они и сделали, как и положено с самоубиенными, – за оградой Дорогомиловского кладбища. Странно, конечно, что вдова почему-то не обратилась в епархию по месту жительства с заявлением о возможных похоронах погибшего по православному обычаю, такие исключения периодически делались.

Получив вдовий вид, Екатерина Павловна спешно вышла замуж за Степана Чистова. Их торжественное венчание состоялось в церкви одного из сёл Богородского уезда.

Тем временем пребывавший в состоянии перманентного алкогольного забвения наш незадачливый герой Николай Самуилович Гимер неожиданно обнаруживает отсутствие своего паспорта.

25 марта 1896 года петербургский градоначальник получает прошение от дворянина Н.С. Гимера, проживающего на Охте, о выдаче ему нового документа, удостоверяющего личность, так как старый паспорт утерян им в поезде (на самом деле был изъят Екатериной Павловной), и он, имея на руках только метрическое свидетельство, физически не может зарегистрироваться в полицейском участке. Всё дело было в том, что с 1 января 1895 года в соответствии с «Положением о видах на жительство» в России началась выдача новых по форме документов. Теперь личность удостоверял вид на жительство. Он же служил инструментом контроля за передвижением граждан из одной местности в другую, осуществляемого в целях общего учёта податных людей и сбора налогов. Поэтому паспорт Николаю Гимеру, учитывая его вольный образ жизни, был просто необходим. Вторым обстоятельством, толкнувшим его на столь необдуманный поступок, был отказ Екатерины платить ему ежемесячно оговорённую сумму в пять рублей. Без денег тихое пьянство на загородной даче затруднительно – надо искать средства для пропитания, и тут документ тоже может понадобиться, мало ли что… Охтинский пристав получил поручение допросить Гимера об обстоятельствах утери такого важного документа, которые полицейским показались маловероятными. Вызванный в участок, Николай Гимер признался, что паспорт он на самом деле не терял, а находиться документ может либо в делах Московской духовной консистории, либо в его полицейском деле о его же самоубийстве. Так подлог и был установлен.

Вдовий вид (специальная форма – основание для вступления в повторный брак, Высочайше утверждённая 29 февраля 1816 года)

Судебное разбирательство по обвинению Е.П. Гимер в двоебрачии и Н.С. Гимера в пособничестве в совершении преступления, ответственность за которое предусматривалась ст. 1554 Уложения о наказаниях, слушается Московской судебной палатой с участием сословных представителей под председательством А.Н. Попова – председателя этой палаты – в 1897 году. Обстоятельства преступления очевидны и доказаны предварительным следствием. Уменьшив меру следуемого Екатерине Гимер наказания на две степени «во внимание к её легкомыслию», судебная палата приговаривает обоих подсудимых к «лишению всех особенных прав и преимуществ», а также к ссылке на жительство в Енисейскую губернию сроком на семь лет.

Обвинительный приговор был своевременно обжалован, кассационная жалоба направлена в Уголовно-кассационный департамент Правительствующего Сената, так как Е.М. Гимер виновной себя не признаёт, а Н.С. Гимер вполне справедливо настаивает на отсутствии причинно-следственной связи между своими действиями и вступлением жены во второй брак, тем более что именно она опознала в трупе некого утонувшего мужчины своего супруга, хотя прекрасно знала, что это не он. Тем более, утверждает Гимер, даже после этого Екатерина ещё некоторое время продолжала посылать ему ежемесячно деньги, хоть и под вымышленными именами.

Уголовный департамент Правительствующего Сената посчитал постановленный приговор справедливым и оставил его в силе, однако этим делом заинтересовался сенатор А.Ф. Кони, уволенный к тому времени с должности обер-прокурора уголовно-кассационного департамента Сената, но сохранивший своё влияние в качестве участника сенатских комиссий по уголовно-правовым вопросам. Анатолий Фёдорович усмотрел в обвинительном приговоре недостаточную оценку судом тех нравственных обстоятельств, которые толкнули Екатерину Павловну Гимер на преступление. «Это был яркий случай противоречия между правдой житейской, человеческой – правдой формальной и отвлечённой, и в то время, когда последняя с бесстрастной правильностью совершала своё дело, первая громко, как мне казалось и слышалось, взывала к участию и милосердию. Res sacra miser! (несчастный – священен!)» – будет вспоминать об этой истории почётный академик в своих известных записках «По поводу драматических произведений Толстого».

Копия кассационной жалобы В.Д. Спасовича на решение Санкт-Петербургской Судебной Палаты, направленная в Правительствующий Сенат

Об истории с «живым трупом» Льву Николаевичу Толстому рассказывал профессор Московского университета Николай Васильевич Давыдов – бывший председатель Московского окружного суда.