Наблюдайте «изначальную мысль», первую волну, которая побуждает к мышлению. Замечайте первый кадр фильма, который определяет, как в дальнейшем будет развиваться история. Замечайте со всей ясностью первое движение ума, которое обладает достаточной притягательностью, чтобы породить мысль. Замечайте привязанность, которая удерживает эту мысль, обращая её в процесс мышления.
Эта «изначальная мысль», если заметить её в момент зарождения, позволяет нам оставаться «в курсе дел» – и не позволять «делам» становиться проблемами. Мы никогда так глубоко не переживаем жизнь, никогда не бываем так близки с самими собой, никогда так не вовлекаемся в происходящее, как в моменты единения ума и сердца через внимательность.
Позвольте каждой волне состояний возникать, принимайте её присутствие. С ясностью отмечайте её, спокойно обозначая её на уровне ума: «начало страха», «начало гнева», «начало радости», «начало сомнения». Помните, что мы не можем отпустить того, чего не принимаем, поэтому стоит принимать любые возникающие состояния. Даже болезненные эмоции. Принимайте любую зарождающуюся мысль с милосердием и вниманием.
Наблюдайте за тем, как возникает и растворяется каждая изначальная мысль. Замечайте, как малейшая привязанность к этой мысли – любой комментарий, даже симпатия или антипатия – заставляет ум погружаться в случайные размышления и скрытые фантазии.
Созерцайте, как отдельный ум отрицает или принимает эту первую волну состояний. Замечайте, какие «счёты» сводит отдельный ум с изначальным впечатлением, которое он обращает в сон. Наблюдайте за его склонностью предпочитать тайне пузырьки мыслей, проплывающие в просторе.
В большом уме каждая мысль – первая. Она является очередным мгновением в процессе.
Чогьям Трунгпа, тибетский учитель медитации, который обучил многих наших современников практике глубинного созерцания, часто говорил: «Первая мысль – лучшая мысль!» В этом случае он намекал на творческую деятельность и, в частности, на поэзию. Но он также говорил том, что нужно превратить жизнь в искусство. Воспринимать первую мысль с такой полнотой, настолько открыто, чтобы наш отклик звучал поэтично, словно песня.
Представьте, что ваш ум мыслит и никогда не отвлекается. Что он каждый миг воспринимает внешний мир со всей ясностью. Исследует процесс. Представьте, что живёте в настоящем настолько полно, что Нарциссу не нужно «погружаться в мысли», чтобы доказать своё существование.
41
Жизнь в лаборатории
Спустя десять лет после того, как Ондреа, объединив со мной усилия, смогла исцелиться от рака, у неё обнаружили обыкновенную волчанку: казалось, будто происходящее с ней – когда она то заболевала, то исцелялась от болезней – является этапом её «целительского пути». О её диагнозе нам стало известно утром в тот самый день, когда мы читали лекцию об исцелении, на которой мы впервые публично заговорили о том, что уже давно было темой наших личных бесед, – о Возлюбленном. Наша подруга-врач позвонила нам в гостиничный номер в Сан-Франциско и мрачным от тревоги голосом сообщила, что анализ крови, который мы сдавали несколько дней тому назад, подтвердил предполагаемый диагноз – волчанку, от которой несколько месяцев назад умерла тётя Ондреа.
Мы вместе, бок о бок, а порой от вдоха к вдоху, пережили последствия её раковых опухолей, едва не закончившихся смертью; тем не менее я ощущал, что могу принять ещё более глубокое участие в её исцелении от этой болезни. В медитации – открывающей лишь внешнюю сторону тайны! – я пообещал направить все свои усилия на исцеление; до этого, все десять лет наших отношений, я ещё не был к этому готов. Во мне больше не было ни следа стремления защитить себя от боли, от происходящего с другим человеком, и я дал обет проявлять полную открытость. Полностью ощущать чужое переживание боли, чтобы иметь возможность исцелиться, и даже разделить с ней смерть, если так суждено. Я не оставил себе места для отступления. У меня больше не было защиты – даже от болезненных для тела вибраций. У меня больше не было защиты от последствий любви.
Я вложил все силы своего ума и сердца в то, чтобы помочь Ондреа исцелиться от рака, но теперь у меня было столько же готовности встретиться с любыми её переживаниями, сколько воли к исцелению.
И стали происходить чудеса. Никогда раньше я не чувствовал себя так плохо. Я переживал её тело в своём теле – жжение, онемение, покалывание, судороги, стреляющую боль, защемление суставов, у меня сводило мышцы, меня тошнило, кружилась голова, я чувствовал слабость и бессилие. Но в то же время я стал чувствовать и нечто иное – через наш организм стали проходить мощные волны энергии. Было ощущение, словно сквозь электрическую цепь напряжением в сто десять вольт проходит заряд в двести двадцать вольт. Мы вынуждены были либо смириться с этим, либо пережить «короткое замыкание». Нам пришлось открываться этому ощущению потока жизненной силы, усилившемуся во много раз. Наша сущностная энергия жизни, или, как некоторые называют её, «кундалини», пробудилась с огромной силой, и мы как никогда прежде погрузились в переживание целостности, ощутили непосредственную причастность космосу. Уровни сознания, которых мы лишь вскользь касались во время медитации, стали проявляться достаточно регулярно. Этот процесс длился примерно полтора года, пока состояния ясности, энергии и восторга не начали незаметно вытеснять симптомы болезни. Телесные страдания постепенно отступали, давая место всё более частым периодам необычайной ясности восприятия. Было ясно, что пора снова наведаться к местному врачу, которая два года назад подтвердила первоначальный диагноз. Рассказав ей о чудесном процессе, который мы переживали, – так, чтобы слишком не напугать её, – мы попросили её назначить анализы, которые позволят сделать вывод о том, насколько глубоким оказалось исцеление. Через неделю она позвонила и почти шёпотом произнесла в трубку: «Не знаю, что вы сделали, но вируса как не бывало!»
Неведомая сила благодати позволила сердцу исцелить тело. Мы всё явственнее переживали тайну, которой было овеяно всё, что соприкасалось с этой невероятной целительной энергией.
Переживание одного-единственного вечера, спонтанное видение и ясность, дало плоды, сохранявшиеся многие дни и даже месяцы. Именно наша любовь – хотя мы порой терялись в её безграничности – снова и снова становилась источником телесного исцеления Ондреа, которое стало возможным благодаря Великому непознаваемому.
Теперь уже на протяжении нескольких лет ни симптомы волчанки, ни симптомы рака не беспокоят Ондреа, а мы не перестаем ощущать тайну и любовь, которая превозмогает страх и стоит выше всякого «знания».
42
Созерцание другого
Пятнадцать лет тому назад, когда я спросил своего учителя, каким образом любовь к Ондреа и вступление с ней в брак может повлиять на мою практику, он рассмеялся и сказал с долей скепсиса: «Повлиять на твою практику! Это и есть твоя практика. Помни, твой партнёр – это твоя практика». Тогда я вспомнил о том, что говорил другой мастер медитации: он утверждал, что настоящая проверка духовной практики – это болезни и отношения. И то и другое пробуждает горестные переживания и инерцию прошлого на уровне малого ума. И то и другое требует всего нашего внимания и всего милосердия, на которое мы способны. И то и другое требует осознанного наблюдения и сердечного принятия.