В казенной докторской квартире под каланчой Мясницкой части Софья Петровна, Попрыгунья, держала дрессированного журавля, оконные занавески из рыбацких сетей и культурный салон. Она была художницей и охотницей на дичь. В сети попал Левитан, приведенный Чеховым. Кувшинникова стала ученицей Левитана, несколько лет сопровождала его на этюды, делила с ним дом в Плесе. Левитан узнал себя в чеховском Рябовском и оскорбился. Дуэль не состоялась, друзей помирили.

Вряд ли случайно Левитан жил по соседству с каланчой, через квартал, в усадьбе миллионщика Сергея Тимофеевича Морозова (Большой Трехсвятительский переулок, 1). Сначала, в 1889 году, Морозов подарил художнику мастерскую, переделанную из оранжереи. Она сохранилась в глубине двора и отмечена мемориальной доской. Не позднее января 1892-го – год скандала с «Попрыгуньей» – нижний этаж оранжереи стал квартирой Левитана; мастерская помещалась наверху.

Здесь начнутся и закончатся мытарства художника как нарушителя черты оседлости. В сентябре того же года он будет вынужден стремительно покинуть город и несколько месяцев ждать разрешения вернуться. Кувшинникова похлопочет за него.

Притом сам город тяготил художника природы. Это чувство разделяла и его охотничья собака Веста. Но работы, начатые на натуре, годами «доспевали» в мастерской.

Вопреки иронии писателя, Кувшинникова – подлинная муза Левитана. Лишь в 1895 году, на озере Удомля («Над вечным покоем»), он предпочел другую. Вернее, двух других, мать и дочь, что чуть не привело его к самоубийству.

Софья Петровна воротилась под каланчу, на попечение великодушного доктора Кувшинникова. А Левитан – в свой флигель, на попечение доктора Чехова. В 1897 году Чехов писал общему другу Шехтелю: «Я выслушивал Левитана: дело плохо. Сердце у него не стучит, а дует…» Смертельно больные друзья простились в мае 1900 года в доме Левитана. Или, может быть, в сиреневом саду у дома. Доктор Чехов знал, кто уйдет первым.

Впрочем, не здесь конец этой истории. В 1907 году Софья Петровна Кувшинникова, Попрыгунья, пережившая и Левитана, и Чехова, смертельно заразится, ухаживая за больным. Как не подумать, что ее поступок был ответом Чехову.

Могила Попрыгуньи в Скорбященском монастыре утрачена.

Воспитательный дом. Фото из Альбомов Найденова. 1883

Мечта поэта

Любовный миф советских лет являлся на востоке Белого города по крайней мере дважды.

Сперва в комическом регистре: мадам Грицацуева отыскала товарища Бендера во Дворце народов. Это Дворец труда, бывший Воспитательный дом, на Москворецкой набережной, 3. Впрочем, в планы технического руководителя концессии не входила встреча с любимой.

Последней лаской женскою

Затем в трагическом: поздняя любовь Пастернака Ольга Ивинская жила в Потаповском переулке, угол Покровки, в большом советском доме с протяженным номером 9/7–11. Известны подъезд и квартира.

Роман начинался во дворе, среди цветущих лип, под балконом, на котором тревожно «дежурила» мать Ольги Всеволодовны, ровесница поэта. Роман пережил годы первого тюремного заключения Ивинской (1949–1953), а окончился уже после смерти поэта ее вторым сроком – восемью годами за приемку иностранных гонораров Пастернака. Освобождена досрочно.

Часть XIV. Оставление Яузы