Но все инославные церкви на склоне этого холма, как и синагога в Спасоглинищевском переулке (№ 10), выглядят экстерриториями, а не центрами приходов. Они окружены, как острова, морем посадским, земским, православным.

Такова природа места: его архитектурный и исторический рельеф выточен встречными и разновременными волнами. Удельное, опричное и иноземное живет лакунами на общей земской почве. Можно сказать, живет «кулижками», откуда и название Кулишки – вырубки, росчисти в лесу. Ни легендарный гетман, ни Малороссийское подворье, ни даже Троицкая церковь с урочищным определением «в Хохлах» не сделали Покровку малорусской. Сколько бы армянских, немецких, польских адресов ни насчитали мы на карте здешних мест в различные века, волны великорусского посада уже накрыли их. Иное свернулось в точки.

Столь же трудно держатся Покровки театры, институты и прочие агенты Просвещения. Историческая библиотека выглядит островом в Старых Садах, как никогда не выглядела бы в Арбате. Островом в Армянском переулке был Лазаревский институт восточных языков (дом № 2). Островом на Чистом пруде белеет театр «Современник».

До середины XIX века в Петроверигском переулке (место дома № 6) стояла церковь Поклонения веригам апостола Петра, сооруженная боярином Ильей Даниловичем Милославским в память бракосочетания дочери с царем Алексеем. Единственное в русской традиции посвящение, отдающее память Петру минуя Павла, не выглядит случайным. С XIX века рядом Петропавловская кирха, ниже, у Яузских ворот, – одноименная церковь на Кулишках (Петропавловский переулок, 4), именуемая так, что характерно, по придельному, а не по главному престолу. Церковь возвышается над устьем Яузы, а Петропавловское посвящение принципиально для петровской, средней Яузы. Ивановская горка не принадлежит, но предлежит ей.

Это посвящение кажется нереализованной альтернативой старому Покровскому. Действительно, Покровская дорога открывается собором Покрова на Рву (Василия Блаженного), а завершается Покровскими церквями в древних романовских усадьбах Рубцове и Измайлове.

Покровским посвящением как будто запечатлена восточная экспансия Великого посада. А Петропавловским – обратная экспансия Немецкой слободы.

Так в наугольном доме Разумовской, заступившем место церкви Покрова в Садех, под куполом ротонды был домовый храм Петра и Павла: знаковая перемена.

Церковь Покрова хранила память древнего Покровского в Садех монастыря. А монастырь был государевым, как сами Старые Сады: он назван в хрониках «своим» монастырем Ивана III. Не царская ли частность места отозвалась столетия спустя частной разлучной историей Варвары Петровны и Алексея Кирилловича Разумовских?

Федор Алексеев, ученики. Москва. Ильинские ворота Китай-города и дом графа Разумовского. Акварель. 1800-е

Важно и то, что именно разлучной. История любви здесь сводится к истории конца любви. Дом брошенной жены – самая подходящая заставка для Покровки. Двоящийся знак двоящейся по знаку местности.

Любовь бывает на Покровке, как бывал великокняжеский дворец в Садах, иноплеменные кварталы, инославные молельни. Но любовь с Покровки убывает, как убыли отсюда и цари, и иноверцы, и единоверные иноплеменники.

Мария Кантемир

На углу Хохловского переулка с проездом Белого города (современные адреса владения – Покровский бульвар, 8) жила последняя из пассий императора Петра, светлейшая княжна Мария Кантемир, дочь господаря Молдавии. Рассказывают, что Мария Дмитриевна родила Петру бастарда, мальчика, то ли похищенного, то ли умерщвленного агентами Екатерины I.

Московский дом княжны, однако, не имеет к тем событиям прямого отношения, поскольку был приобретен при Анне Иоанновне.

Первоначальный деревянный дом Марии Кантемир, построенный самим Трезини, сгорел при ее жизни. Потом горел и каменный, но неизвестно, сохранился ли в пожаре. Недавно на участке обнаружен скрытый перестройками барочный дом без точной датировки.

Княжна Тараканова

Вообще же, старосадские истории скорее эпилоги любовных приключений, чем сами приключения.

Еще в XVI столетии близ Старосадского дворца возник Ивановский Предтеченский монастырь, не раз служивший тюрьмой для царственных и знатных женщин (Большой Ивановский переулок, 4). Но если случай с тридцатитрехлетним заточением Салтычихи можно отнести к любовной мифологии лишь в извращенном смысле – знаменитая садистка истребила сто двадцать девять женщин и троих мужчин, – то случай инокини Досифеи продолжает легенду о любви.

Старый собор Ивановского монастыря на рисунке Алексея Мартынова. Середина XIX века. Справа от входа, предположительно, – темница Салтычихи

О тайной любви Елизаветы и Разумовского, дочерью которых считает Досифею Москва. То есть Москва считает, что княжна Тараканова много лет смиренно прожила в Ивановском монастыре. Известен год ее кончины, 1810-й. Существенно, что Досифею хоронили не в Ивановском, а в Новоспасском мужском монастыре, близ усыпальницы Романовых, в присутствии начальника столицы графа Гудовича, родственника и выдвиженца Разумовских. Часовня над могилой сохранилась.

Нет, Досифея не та самозванка, которая была повинна в притязании на русскую корону и похищена графом Орловым-Чесменским из Ливорно; не та, которую изобразил художник в затопляемом Невой тюремном каземате. Московская соперница Екатерины – почитаемая старица при жизни и местночтимая святая после смерти. Соседка Салтычихи по неволе – и ее духовная противоположность.

Досифея жила отдельно от сестер и посещала лишь надвратный Казанский храм, с которым ее келья соединялась переходом. Историк Андрей Баталов замечает, что таким же образом была помещена царица Евдокия Лопухина в Покровском суздальском монастыре. Увы, ни храма, ни ворот, ни кельи на месте не увидеть: Ивановский был заново построен в XIX столетии.