Ср. размышления Э. Пживары (теолог-иезуит, одним из первых среди церковников вступил в диалог с современной философией. — Ред.) о кресте и его отношении к Богу: Deus semper major, I. О раннехристианском толковании креста см.: Hennecke, Neutestamentliche Apokryphen: Johannesakten. — Примеч. авт.
382
См.: Herrad von Landsperg, Hortus Deliciarum. — Примеч. авт.
383
См.: «Психология и алхимия», абз. 315 и далее, также работу «Психология и религия» (абз. 122 настоящего тома. — Ред.). — Примеч. авт.
384
Эта доктрина уже миновала стадию conclusio probabilis (возможного вывода) и находится ныне на стадии conclusio certa (твердого суждения), которому недостает лишь definitio solemnis (внятного определения). Assumptio (вознесение) — это revelatum implicitum (подразумеваемое откровение), оно никогда не было явлено в открытую, о нем стало известно постепенно как об изначальном содержании Откровения. См.: Wiederkehr, Die leibliche Aufnahme der allerseligsten Jungfrau Maria in den Himmel. С точки зрения психологии, а также сквозь историю символики, эта концепция означает последовательное и логическое восстановление архетипической ситуации, в которой возвышенный статус Марии открывается исподволь и со временем должен стать conclusio certissima (наитвердейшим выводом). — Примеч. авт. Это примечание было сделано в 1948 г., за два года до оглашения догмата. Вознесение Марии на небо во плоти объявил догматом в ноябре 1950 г. папа Пий XII в Апостольской конституции Munificentissimus Deus (см.: Acta Ароstolicae Sedis, Рим, XLII); в энциклике Ad Caeli Reginam от 11 октября 1954 г. тот же папа определил день, в который надлежит ежегодно справлять празднество в честь regalis dignitas (достойных регалий) Марии как Царицы небесной и земной (см.: Acta Apostolicae Sedis, XLVI). — Примеч. ред. оригинального издания.
385
Хотя вознесение Марии во плоти имеет важнейшее значение, это все-таки не первый случай такого рода: Еноха с Илией взяли на небеса телесно, а многие святые восстали из своих могил по кончине Христа. — Примеч. авт.
386
Божественность Марии может рассматриваться как молчаливое conclusio probabilis (возможное умозаключение) наряду с ее почитанием — adoratio или προσκύνησις. — Примеч. авт.
387
Кепген высказывается сходно: «Сущность дьявола заключена в его ненависти к Богу, и Бог допускает эту ненависть. На свете есть два явления, возникающих лишь по воле божественного всемогущества: это ненависть Сатаны и существование человеческого индивидуума. Оба явления, прямо сказать, совершенно необъяснимы, как и отношение их к Богу». См.: Gnosis des Christentums. — Примеч. авт.
388
В описании 9-го круга Ада говорится:
«Мучительной державы властелин
Грудь изо льда вздымал наполовину;
И мне по росту ближе исполин,
Чем руки Люцифера исполину;
По этой части ты бы сам расчел,
Каков он весь, ушедший телом в льдину.
О, если вежды он к Творцу возвел
И был так дивен, как теперь ужасен,
Он, истинно, первопричина зол!
И я от изумленья стал безгласен,
Когда увидел три лица на нем;
Одно — над грудью; цвет его был красен;
А над одним и над другим плечом
Два смежных с этим в стороны грозило,
Смыкаясь на затылке под хохлом.
Лицо направо — бело-желтым было;
Окраска же у левого была,
Как у пришедших с водопадов Нила»
(перевод М. Лозинского). — Примеч. ред.
389
Насколько живучи и востребованы подобные представления, можно убедиться, например, по названию одной современной книги: см. von Sosnoski, Die rote Dreifaltigkeit. Jakobiner und Bolschewiken («Красная Троица: якобинцы и большевики». — Ред.). — Примеч. авт.
390
Взгляды Кепгена в некоторых отношениях не слишком отличаются от моих собственных. Например, он утверждает, что Сатана «действует подобно силе Божьей», что «тайна одного Бога в трех ликах открывает в глубинах сущности Божества новую свободу, которая делает возможной и мысль о каком-то персонифицированном дьяволе, стоящем рядом с Богом и против него». — Примеч. авт.