Аптекарь подавила крик, рвавшийся из груди, и так сильно сжала кулак, что обожженный палец онемел. Из глаз у нее брызнули слезы.

Ребенок что-то говорил: мертвецы так ее и не заметили. Аптекарь прислушалась, не обращая больше внимания на ожог.

— Ай[9], я хочу снова почувствовать вкус еды, — мальчик приник к матери.

— Да, — у женщины осекся голос. — Я и сама хочу тебя накормить. Когда мы все выздоровеем, я приготовлю тебе лучшее блюдо.

— Ты приготовишь мне барашка?

— Да, сыночек, приготовлю. Как ты любишь — острого, в кокосовом молоке.

— И солкадхи[10] сделаешь?

— Конечно, сделаю. Кислый-прекислый, как ты любишь.

— И манго будем есть?

— Да, свежие манго. Ты наешься ими до отвала и заснешь прямо за столом, а я вымою тебе рот и руки и отнесу тебя в кровать.

Женщина обняла сына и уставилась вдаль, в открытые настежь двери лечебницы. Казалось, она молится то ли богу, то ли звездам.

Мальчик положил голову на ее округлившийся живот.

— А вдруг мы оживем и снова умрем?

— Почему ты об этом спрашиваешь, сынок? — Она вынула веточку, застрявшую у него в волосах.

— Вдруг на нас снова нападут и мы опять умрем?

— Не нападут, я обещаю. Те люди были плохие, но они сейчас далеко.

— А если в этой деревне тоже живут плохие люди? Вдруг они не захотят, чтобы мы здесь жили.

— Не говори так, сынок. Не все люди плохие. В основном они добрые, стараются помогать другим, даже незнакомым.

— Но ведь есть и плохие. Как мы узнаем, кто плохой, кто хороший?

— Бог позаботится о нас. Он защитит нас.