Оргазм затопляет её, заставляет тело конвульсировать сладко, почти на грани удовольствия и боли. Это похоже на пожар, который жадным языком слизывает всё, что попадается ему на пути. Но после огня – опустошение и выжженные пустоши, а после единения с Грэгом – расцветающие розовые кусты, когда появляются новые бутоны, благоухающие и прекрасные.
Он присоединяется к ней – Юля чувствует его на мгновение окаменевшее тело и впитывает в себя дрожь глубоко-глубоко в себе, отчего содрогается во второй раз, ловит волну за волной и пытается сдерживать крики.
Интересно, когда он поймёт?.. Они не говорят на эту тему. Похожи на двух подростков, которые прячут по-страусиному головы в песок. Не может быть, чтобы Грэг был настолько беспечен. Но в противном случае – это эгоизм чистой воды.
У Юли нет сил ни сердиться, ни возмущаться. Для себя она всё решила с того первого раза после долгой разлуки.
Грэг мягко обнимает её за плечи, поднимает со стола. Нет – соскребает то, что ещё не растеклось плавно по всем поверхностям от счастья. Он сам натягивает ей трусики и опускает юбку, усаживает в кресло и поправляет разметавшиеся пряди. Правда, ему не стереть ни блеск её глаз, ни распухшие от поцелуев губы не спрятать.
Он садится у её ног и кладёт голову на колени.
– Постоянно хочу касаться тебя, – то ли жалуется, то ли признаётся. – Не знаю, как бы я пережил этот «кризис среднего возраста» в профессии без тебя?
– Молча, стиснув зубы, – слабо улыбается Юля. Ей хочется спать. Веки тяжелеют, закрываясь. В последнее время ей постоянно хочется спать. Она борется с этим, как может. Но сейчас отключается почти, не в силах совладать с расслабленной истомой, что греет её изнутри и погружает в сладкие грёзы. – У тебя куча учеников, Грэг. Да, Макс и Альда – лучшие. Но после них есть и будут другие, не менее талантливые мальчики и девочки, в которых только ты можешь разглядеть те самые искры, что однажды вспыхнут и поразят других.
Она ещё что-то говорит, но речь её замедляется, становится тише и бессвязнее. Перед тем, как провалиться в сон, Юля чувствует губы Грэга на веках и шее.
– Поспи, отдохни, – он подставляет пуфик для ног, и хочется плакать от нежности, что разливается, топит, погружает в свои воды и не хочет отпускать. – Я люблю тебя, – слышит Юля его шёпот.
«И я тебя» – остаётся невысказанным, но он и так знает. Это невозможно не увидеть. И ей нравится быть распахнутой настежь, продуваемой всеми ветрами, без тёмных углов и тайн. Ну, разве что две, самые крохотные. Но она ведь их и не прячет… Если захочет, сам увидит и узнает. А пока… пусть полежат на видном месте, подрастёт и созреет.
Глава 55
Макс
У Альды кожа розовеет после оргазма – переливается перламутрово, как у морской раковины. Так и хочется провести пальцем, посмотреть на нежное свечение. Макс видит его даже с закрытыми глазами.
Альда спит тихо. Дыхание у неё еле слышное, поэтому Макс нередко прислушивается напряжённо. Губы у неё размыкаются во сне – так и тянет поцеловать, прижать к себе хрупкое тело, защитить.
Ему предстоит много открытий – маленьких и больших, но каждый штрих – нечто большее, чем просто знание. Это как ловить отражение в зеркале, находить похожести и различия, радоваться её улыбке или наблюдать, как она закусывает губу, хмурит брови, как по-особенному вскидывает руки, чтобы убрать мешающие волосы.
Он обожает светлую стрелочку на её лобке – пушистую и аккуратную. Он полюбил шрам-змею и нередко целует именно это место. Вначале она страдала.
– Не надо, пожалуйста, – и брови ломаются в невыносимой муке.
– Позволь любить тебя всю, – просит он, умирая от её неидеальности, от совершенства, когда нравится всё без исключения. – Это не блажь и не напоминание. Это возможность принять тебя такой, какая ты есть. Выразить свои чувства.
Он хотел показать ей, что любит её. Вот так просто – любовь пришла и не завоевала, не взяла в плен, а обняла тонкими руками с нереальной пронзительностью, когда дрожь проходит по телу, сердце тает в груди, как сосулька, которую приласкало горячее солнце. Когда хочется опасть к ногам любимой девушки пёстрым листопадом, встать на колени, чтобы целовать пальцы на ногах. И это не унижение, а избыток чувств, не слабость, а нарастающая сила, способная перечеркнуть страницы прошлого, чтобы начать жизнь с чистого листа.