– Со стороны скажут – секта, – пояснил Харитон, – а изнутри – община.
– И сколько же нас? – спросила Глина.
– Тут только трое, с тобой четверо. А по стране… Сильно удивлюсь, если за полтыщи перевалит.
– И где они?
– Кто где. В Сибири есть целая община. Живут, как староверы. По городам разбросаны люди. Но их пока не выявили.
– Ладно тебе, Харитоша, как на допросе ты у нас. Тянешь-тянешь из тебя по слову. А ты цедишь по капле. Я давай расскажу, – добавила Вторая, а Харитон стал чай заваривать.
– Ну, давай, послушаю, – хмыкнула Глина.
– Мы пчелками себя исстари зовем. А вот один из нас – Пасечник Виктор Иванович, тот и организацию сколотил «Божья пчела». Сам колдун весьма небольшой силы, – но человек хитрый и влиятельный. Еще при Косыгине умудрился в аппарат пролезть, выгавкал себе лакомый кусочек – сеть санаториев для элиты. Лечили там, как ты понимаешь, особыми методами. Для этого и нужны были пчелки. Собирал Виктор Иванович их по всей стране.
– Ездил в экспедиции, всех баб-шептух перешшупал за ребра, – подадкнул из угла дядька Харитон, но Вторая на него махнула рукой, –коли не стал рассказывать, то и брехать не мешай.
– Пасечник всё закономерности искал, научную основу подводил, сколько да когда бабы инаких рожают. От каких мужиков, да только без толку всё. Модное слово такое теперь есть «Рандомный ряд». А тогда попросту говорили: случайная комбинация разных условий. Были времена, когда инаких много рождалось, но сильных среди них не было. В Великую Отечественную сколько их полегло? Бесстрашные, молодые. А на могилах и не написано: «Боевой колдун Петрыкин». Просто: «Рядовой красноармеец Петрыкин». Война очень всех подкосила. Потому Пасечник, за Уралом отсидевшийся в тылу, начинал с единичных находок. Да и таланта у него нет искать. Сибиряки за ним никогда не пойдут, те рогатину выставят на любого медведя, не то, что на Пасечника. Полягут костьми, а служить не будут. Не такой псовой крови. Потому и есть у Пасечника человек пятьдесят от силы в его «Божьей пчеле», да и те слабые. С венцами. А про тех, что без венцов, Пасечник и знать не знает. Себе признаться не хочет в том, что не может выискать. Потому он за каждого в клинике своей глотку перегрызет. Кого подкупает, кого запугивает. Но пчелки его уходить не торопятся, хоть и подневольные, а в тепле и сыты. Как сыр в масле катаются, говоря иначе. Так что, если улей тот разрушить, как бывало уже, они роем кружиться будут вокруг матки своей, да новый создавать.
***
Клиника «Божья пчела» начала охоту на Глину Переверзеву всерьёз. Пасечник вызвал к себе Гомона, старик шел по знакомым дорожкам с замиранием сердца. Разговор был не из легких, и последствия его были непредсказуемыми, но, наверное, пришло время принимать огонь на себя.
Виктор Иванович Пасечник встретил Гомона с почтительной учтивостью, за которой могло скрываться все, что угодно.
– Садитесь поудобнее, разговор будет долгим,– распорядился Виктор Иванович Пасечник, указывая широким жестом на глубокое кожаное кресло. Гомон сел, расправив полы старинного суконного сюртука, и достал из кармана трубку. Он спокойно набил ее табаком и раскурил.
– Вы неизменны в своих пристрастиях, – заметил Пасечник, – что в девятьсот пятом, что в две тысячи первом.
Гомон кивнул и сказал:
– То же самое могу сказать и о вас. Только я привык к старому пиджаку, а вы – к старым методам.
– О каких методах вы говорите? – делано восхитился Пасечник.
– Насилие и физическое устранение противника для вас оправдано во всех случаях, даже если противник – почти ребенок. Даже если противник не объявлял вам никакой войны.
– Кого же мы устранили? – продолжил в том же тоне Пасечник.