— Товарищ начсандив, разрешите я осмотрю помещения?

Тот очевидно подумал то же, что и Алёшкин, потому что быстро ответил:

— Правильно, сходите, мы пока с лейтенантом побеседуем.

Борис в сопровождении одного из бойцов осмотрел все три барака. Он убедился, что два из них совершенно целы и могут быть немедленно заняты под жильё или лечебные учреждения батальона, а самый большой оказался недостроенным. В одной половине его имелись окна и двери, а в другой вместо окон зияли только проёмы, обрамлённые косяками. Но всё это были пустяки, и на первое время медсанбат мог разместиться в этих помещениях с лёгкостью. Так он и доложил Емельянову.

Против размещения в бараках высказался лишь Перов, опасаясь бомбёжки, но его удалось убедить, ведь если эти бараки уцелели до сих пор, то могут остаться в неприкосновенности и дальше. Начсандив только сказал, что размещать медсанбат с оружейной мастерской в одном месте неправильно, и поэтому он считает, что техник-лейтенант должен погрузиться в машину и тихонечко следовать поближе к своему полку, а не удирать от него за восемь километров.

— Срок на сборы, — сказал начсандив, — два часа.

Младший лейтенант пытался протестовать, но Емельянов приказал ему замолчать и немедленно выполнять полученное приказание. Тому ничего не оставалось, как подчиниться.

После этого решили, что Перов и Алёшкин с двумя санитарами останутся на выбранном месте и распределят помещения между подразделениями батальона, а также наметят места для развёртывания палаток, которые, вероятно, потребуются, и отведут территорию для размещения транспорта, складов и других вспомогательных служб. Тем временем Емельянов с третьим санитаром доставят тело погибшего лейтенанта в полевой госпиталь, находившийся в Войбокало, для вскрытия, там же начсандив составит докладную записку на имя командира дивизии о происшедшем.

Всё так и вышло. Без особых приключений начсандив сдал труп Абросимова в 64-й госпиталь и, встретив там одну из легковых машин штаба дивизии, пересел в неё, чтобы доложить о происшествии и о месте, выбранном для дислокации медсанбата, начальнику штаба дивизии. Оно находилось километра на два юго-западнее намеченной до этого точки.

Там же Емельянов встретил и Прохорова, который уже успел получить продовольствие и горючее. Тот загрузил кое-чем прибывшую «санитарку» и, не задерживаясь, направился к тому месту, где находился Перов. Естественно, что провожатыми ему служили шофёр «санитарки» и санитар, сопровождавший начсандива. Они ориентировались легко — уже наступил день, и разыскать поворот с основной дороги в сторону бараков труда не составляло.

Через час после того, как прибыл Прохоров, Борис на санитарной машине выехал навстречу колонне медсанбата. Поздно ночью он встретил её в районе станции Войбокало, а часа через два они уже находились на новом месте дислокации.

К этому времени Прохоров поручил имевшемуся в его распоряжении повару приготовить обед-ужин, и все прибывшие могли поесть горячую пищу. В течение дня, проведённого в Кобоне, они ели только один раз, да и то, по настоянию Зинаиды Николаевны Прокофьевой, все получили по очень небольшой порции.

На новом месте дислокации все медсанбатовцы обрадовались горячей еде, но и тут многих из них ждало разочарование. Врачи госпитального взвода строго следили за количеством выдаваемой пищи и, несмотря ни на какие просьбы, ограничивали порции достаточно сурово. Между прочим, именно эта мера, проведённая по инициативе Прокофьевой в течение нескольких дней, позволила медсанбату сравнительно безболезненно перенести переход от голодного пайка к нормальному питанию. К сожалению, во многих частях дивизии врачи оказались не на высоте, и этот переход привёл к возникновению довольно тяжёлых последствий у сравнительно большого числа бойцов и командиров.

После еды все завалились спать: невозможно было и думать о том, чтобы заставить людей что-либо делать, спать теперь все хотели постоянно. Относительно обильная еда, сменившая тяжелейший голод, сравнительно спокойная, почти мирная обстановка, общая слабость делали своё дело. Там, где они находились три дня тому назад, вокруг них, а иногда и среди палаток, почти круглосуточно рвались снаряды и мины, а здесь только где-то на западе, далеко за лесом, погромыхивало, да вспыхивало на горизонте розоватое зарево, такое же, как бывает при зарницах далёкой грозы. Состояние людей поняли Перов и комиссар. Разместив всех людей в одном из бараков, где улеглись и сами, всем разрешили хорошенько выспаться, оставив машины неразгруженными. Не спали только часовые, да караульный начальник, старшина Ерофеев. Скуратов предусмотрительно выставил караул вокруг бараков и на обеих дорогах, ведущих к лагерю.

После ясной, звёздной, морозной ночи к утру следующего дня наступило небольшое потепление. Небо затянулось низкими облаками, из которых временами сыпался мелкий снежок, развеваемый несильным ветром. Передислокации батальона такая погода благоприятствовала, она была явно нелётная, и передвижение по дорогам, да и сосредоточение довольно большого количества машин на открытой поляне немецкие «рамы» (самолёты-разведчики) обнаружить не могли. Кроме того, фашисты уже привыкли, что все учреждения — медицинские, спецслужб и штабов Красной армии — во фронтовой полосе располагались в лесу, а не в помещениях. Вероятно, поэтому, несмотря на довольно частые бомбёжки дорог и окрестных лесных массивов, проводившихся в последнее время, бараки, в которых был расквартирован медсанбат, не бомбили ни разу.

Глава двадцать первая

Однако продолжим рассказ по порядку. После завтрака всё имущество батальона разгрузили на подготовленную площадку в лесу, на расстоянии около 150 метров от поляны, там предполагалось в будущем устроить склады. Все машины расставили на краю поляны с северо-восточной стороны и хорошо замаскировали. Перов и Алёшкин, остававшиеся на выбранном месте дислокации батальона, не теряли времени даром. Обойдя углы и закоулки поляны и окружающих её опушек леса, а также тщательно обследовав все бараки, составили план размещения подразделений батальона, который в последующем почти в точности и был выполнен.

Конечно, не всё то, что начерчено на схеме, появилось сразу. Для этого нужно было время.

В первую очередь, как это бывало в медсанбате теперь всегда, оборудовали лечебные помещения, то есть привели в годное состояние барак № 1 и часть барака № 3. Как уже говорилось, барак № 1 в значительной части был ещё не достроен. Печи, типа голландок, в этом помещении уже имелись, не хватало окон и дверей. Очевидно, война и неожиданное наступление фашистских войск застало здесь строительство в разгаре, и всё бросили на ходу. В одной из комнат этого барака обнаружились готовые рамы, двери и несколько ящиков стекла. При тех навыках, которые за полгода приобрели санбатовцы, застеклить рамы, а также навесить на места окна и двери, было делом нескольких часов. Остальные помещения пришлось только очистить от строительного мусора, завесить окна и двери плащ-палатками и одеялами для светомаскировки и сохранения тепла, разделить барак на отдельные помещения, используя имевшиеся деревянные перегородки, и установить новые из утеплений от палаток, протопить печи, провести электричество, расставить необходимое оборудование — и можно было принимать раненых.

Для того, чтобы придать операционно-перевязочному блоку более внушительный вид, решили в помещениях операционной, развёрнутой на два стола, и перевязочной, развёрнутой на четыре стола, стены и потолок обить белым пологом от палаток (в запасе у Прохорова имелись новые пологи). После этого помещения засверкали белоснежной чистотой, а так как дружинницы старательно вымыли и даже выскоблили деревянные полы, то сверкали и они.