Восприятие современников выражено, например, в письме Т. Н. Грановского к жене Е. Б. Грановской (1853 г., августа около 20):

Цитата иллюстрирует, как репутация влияет на целостное восприятие личности и, тем более, поэта и его поэзии. Понятия «практик», «торгаш», «промышленник» выступают как антонимы понятия «поэт»[667].

Представление о взаимоисключении этих ипостасей в рамках одной личности выражено в оценочном эпитете «мелкий торгаш». Возможно, Грановский имел в виду некие частности редакторско-издательской практики Некрасова. Возможно, неприязненное чувство в отношении Некрасова вызывала его черта, позднее отмеченная Л. Ф. Пантелеевым, который видел в поэте «человека огромного житейского ума, ни на одну минуту не терявшего из виду расчета, понимая это слово в более широком смысле, чем принято»[668] (курсив мой. – М.Д.) В любом случае, называть мелким торгашом издателя и редактора одного из крупнейших столичных журналов было необъективно.

Высказывание Грановского дает основание предполагать, что его знание о Некрасове как о «торгаше», очевидно, обладало большим определяющим значением, чем уже совершившееся к тому времени признание поэтического дара Некрасова кругом общих друзей. Поэтому открытие этого дара его «поразило» и привело к непониманию. А высокая оценка поэтического дара автоматически умаляет то, что воспринимается Грановским как противоположность поэзии.

В литературоведении наличие у Некрасова одновременно коммерческого и поэтического чутья, его самореализация в обеих областях – творческой и «торгашеской» – также традиционно рассматривались отчасти как вынужденные действия «литературного пролетария» в годы «литературных мытарств», отчасти как противоречие и двойственность его личности. В XX в. большую роль в закреплении этого взгляда сыграли остающиеся классическими работы К. И. Чуковского, в первую очередь статья «Тема денег в творчестве Некрасова»[669]. Чуковский, во многом подходивший к биографии как к литературному жанру, а к фактическому материалу – как художник[670], в работах о Некрасове выдвинул эту противоречивость личности как конструктивный принцип построения художественного характера («поэт» – и «торгаш», «гений уныния» – и человек, страстно любивший жизнь)[671]. Освещение коммерческого таланта в работах Чуковского и литературоведов следующих десятилетий обрело оттенок своеобразного «оправдания» факта, «компрометирующего» поэта.

Между тем научный подход к проблеме не подразумевает вынесения морально-этической оценки – «обвинения» либо «оправдания». В определенном контексте, говоря о референте (Некрасове), уместно пользоваться денотатом («промышленник», «предприниматель»), но некорректно – коннотатом («жулик», «кулак»). Обращение же к явлению, лежащему на стыке разных дисциплин, порождает закономерные уточняющие вопросы. Некоторые из них поставлены и прояснены еще В. Е. Евгеньевым-Максимовым[672]. Предпринимательский талант Некрасова и его журнально-издательская политика (рекламные акции для привлечения подписчиков, привлечение авторов для сотрудничества) нашли освещение в работах Б. В. Мельгунова[673].

Специальным трудом, посвященным проблеме, стала монография М. С. Макеева[674]. Но соотношение репутации литератора и критического восприятия поэта в должной мере не освещено.

В обиходном мнении практика предпринимательства ближе всего к идее личного стяжательства[675]. Не отрицая очевидного, уточним существенное. В случае с Некрасовым мотив его стремления к материальной независимости подкреплен свидетельствами поэта и современников, в первую очередь Ф. М. Достоевского: «Миллион – вот демон Некрасова!»[676].

Однако уместно привести и продолжение цитаты из Достоевского:

Е. Ф. Литвинова также записала высказывание поэта о деньгах и свободе:

И далее из Достоевского:

Иллюстрацией к суждению Достоевского служит свидетельство Некрасова о событиях 1840-х гг.:

«Литературное предпринимательство» не сводится единственно к идее личного обогащения, к понятию наличных денег, которые один дает, другой берет, работник «зарабатывает», а работодатель «наживается». Некрасов – организатор движения писательских талантов, читательского интереса, денежных потоков, направленных на удовлетворение писателя и читателя.

Рынок призван не только удовлетворить потребности покупателя, но и помочь ему осознать собственные ценности, которыми он будет руководствоваться при выборе товаров и услуг. Формируя в широкой аудитории понятие ценности литературы и ценности чтения, можно привлечь потенциального читателя к книге вообще, к конкретному направлению, печатному органу, автору, произведению. Чаяния Некрасова о том «желанном времени», «когда мужик не Блюхера и не милорда глупого – Белинского и Гоголя с базара понесет» (V: 85), отражались в его целенаправленной деятельности редактора и издателя, помогавшей покупателю сделать выбор между литературой и чем-то иным в пользу литературы. Что касается качества предлагаемой читателю литературы, воспоминания современников сохранили высокую оценку редакторского, издательского и критического чутья Некрасова, которое позволяло ему определить художественную ценность литературного произведения и спрогнозировать его востребованность публикой. «Баба-Яга, Костяная нога» была чисто коммерческим предприятием, но даже ранние фельетоны выдержали перепечатку в прижизненных изданиях поэта, не говоря о «Физиологии Петербурга» и «Петербургском сборнике», вошедших со временем в категорию классической русской литературы.

Сказанное еще раз подтверждает актуальность обращения к наследию Некрасова-критика. В этой ипостаси выступал печатающийся автор, знающий «изнутри» творчество и поэтическую (писательскую) технику, и одновременно издатель, знающий «изнутри» рынок и формирущий вкус и спрос публики.