Нет необходимости останавливаться на каждом из частых упоминаний о Полевом в печатных выступлениях Некрасова этих лет. Проанализированные тексты позволяют расширить уже сделанные выводы. Некрасов выразил оценку литературной деятельности Полевого в стихотворных и прозаических фельетонах. В них оценка драм Полевого дается от лица зрителя. Фельетонная маска представляет собой пародию на этого провинциального и столичного зрителя из той прослойки, в которой драмы Полевого пользовались успехом. В изображении Некрасова любовь этих зрителей начинает изменять Полевому, аналогично тому, как в описании спектакля в «не повести» Панаева зал смеется над вызовом драматурга. Некрасов выстраивает образ Полевого – исчерпавшего себя литератора, теряющего или практически потерявшего авторитет и интерес публики. Этот памфлетный образ отвечает литературной репутации Полевого[547], но в усеченном ее виде. Так, Некрасов не упоминает такие общие места, как купеческое происхождение Полевого и его специфические черты в облике, речи и поведении (что найдет отражение в романе «Жизнь и похождения Тихона Тростникова»). Образ выстроен через реакцию разных, хотя и похожих, героев. Реакция отражает, во-первых, множественность носителей оценки, а во-вторых, динамику исторически меняющейся оценки.

Можно предполагать, что еще до «не повести» Панаева Некрасов воспринял в качестве образца критики, выражающейся художественными средствами, водевиль Ф. А. Кони «Титулярные советники», который пародийно упоминается в «Провинциальном подьячем»[548]. Ограниченное массовое представление о критике как о насмешке над частным лицом предстает в некрасовском тексте как объект иронии. И одновременно Некрасов обыгрывает действенность оценки, выраженной через художественный образ.

Читатель призван понимать эту литературную игру. Завершая «Петербургскую хронику» от 24 августа 1844 г.[549], Некрасов отвечает В. С. Межевичу на его реплику о Пружинине в «Журнальной всякой всячине» от 12 августа[550]:

Статья Межевича показывает, что фельетоны от имени Пружинина воспринимались в русле критики «Литературной газеты». И это объективное наблюдение: как показано в этом параграфе, через суждения пародийных персонажей Белопяткина и Пружинина выражаются оценки Некрасова (и «Литературной газеты»). Ответ Некрасова Межевичу заостряет внимание читателя на наличии фельетонной маски, то есть элемента юмора, пародии, гротеска, художественного начала.

На примере возможных для Межевича суждений о Пушкине Некрасов также поясняет читателю, что литературная критика не сводится к частному мнению, особенно мнению лица с недостаточным культурным багажом. Не сводится она и только к оценке. Гротескное допущение в тексте Некрасова – развитие мысли Белинского о критической манере французских фельетонистов («Их назначение – не быть проводниками новых идей об искусстве, исторически развивающихся; их ремесло – высказывать эфемерный вкус толпы, мнение дня»; Белинский. III: 171).

Анализ критической манеры Некрасова на примере отзывов о Полевом показывает, что, во-первых, представление о литературной критике для него соотносится с представлением об исторически развивающемся литературном процессе. Это подтверждается попытками соотносить литературные события текущего дня с фактами прошлого. Во-вторых, в выборе объекта критики просматривается влияние Белинского (отчасти – в видении литературного процесса, принимающем политический оттенок, в большей степени, как представляется, – в плане субъективного эмоционального восприятия), а также собственные соображения журналиста и издателя, доказывающего свою конкурентоспособность.

В-третьих, хотя Некрасов достаточно уверенно рассуждает о специфике рода и жанра произведения (что показано на примере его театральной критики), для выражения своей мысли он охотно прибегает не к поиску термина, а к художественной форме.

Наличие элементов пародии и стихов как характерную черту стиля Некрасова отмечали М. М. Гин[551] и Б. В. Мельгунов[552]. Гин пишет об одной из критических статей Некрасова, что часть ее «более походит на художественное произведение, нежели на литературно-критическую статью»[553]. По мнению обоих исследователей, именно эти черты продуктивно учитывать при атрибуции анонимных текстов, могущих быть написанными Некрасовым. На мой взгляд, в определенных случаях художественный прием не иллюстрирует, а выражает критическую мысль Некрасова, для которой поэт намеренно избирает форму, сочетающую художественное и публицистическое начала.

М. М. Гин утверждает, что «в начале 40-х годов занятия литературной критикой имели для него особое значение, ибо как раз в это время он был поглощен упорными поисками своего литературного направления и творческого метода. Чтобы стать поэтом, необходимо было уяснить себе, как и в каком направлении писать, в чем смысл и назначение литературы»[554]. Формулировка Гина представляется несколько прямолинейной: поиск собственного поэтического голоса в ней ориентирован на рациональное постижение вещей интеллектуальной, идеологической природы. Но в замечаниях исследователя находим подтверждение мысли о специфике Некрасова-критика. Как представляется, правомерно соотносить ряд его критических выступлений с таким явлением, как писательская критика. Как указывает справочная литература, «писательская критика подразумевает литературно-критические и критико-публицистические выступления литераторов, основной корпус творческого наследия которых – художественные тексты <…> Писательская критика интересна своей отчетливо явленной нетрадиционностью, <…> невольным или вполне осознанным стремлением понять “чужое слово” во всепоглощающем свете собственной поэтической практики, в масштабах своих сокровенных эстетических исканий»[555].

Таким образом, стихотворный фельетон Некрасова выражает его критическую оценку Полевого, единую с той, которая высказана Некрасовым в ряде критико-публицистических статей и заметок, и иллюстрирует характерные черты его индивидуальной поэтики: способность писать от лица персонажа (впоследствии – его так называемая «ролевая лирика»), уверенное владение средствами юмора и сатиры, языковые эксперименты.

Б. М. Эйхенбаум, оценивая фельетонные опыты Некрасова с точки зрения формирования индивидуального поэтического стиля, утверждал: «Фельетоном сменяется период подражания высоким образцам – “народные” стихотворения являются позже. И это совсем не из-за вынужденности: будь Некрасов в молодости обеспеченнее – он все равно писал бы в этот период стихотворные фельетоны и водевили, только, может быть, в меньшем количестве. Фельетон – одна из органических форм его поэзии, снижающей высокие жанры и поднимающей жанры бульварной прессы. Это было прекрасно отмечено Андреевским: “Некрасов возвысил стихотворный фельетон до значения крупного литературного произведения”»[556]. Высказывание исследователя и проделанный анализ фельетона Некрасова иллюстрируют тезис о специфике критического текста, который написан литератором, ориентированным на художественное творчество.

Возвращаясь к обоюдной критической оценке Некрасова и Полевого, заключим. Сатирическое, иногда памфлетное изображение героя содержит оценку, но доносит ее не через рациональное построение и специальную терминологию, а через художественный образ, хотя и специфически упрощенный. В некрасовском тексте эта оценка относится к литературной деятельности Полевого и несводима к оценке его личности или репутации – в отличие от оценки, которую дал Полевой в рецензии на первый том «Статеек в стихах» Таким образом, рецензия Полевого не учитывает уже заметные индивидуальные черты стиля Некрасова, а анализ полемики иллюстрирует нарастающий зазор между укрупняющимся масштабом Некрасова-литератора и высказанной Полевым печатной оценкой Некрасова – персонажа литературного быта.