К вопросу об адресате рецензии Полевого

Рецензия Полевого адресована не только Некрасову. Ближайший контекст указывает на несомненного второго адресата.

Называя «книжечку» Некрасова, а фактически ее автора – «тлей», Полевой пользуется названием литературной новинки, принадлежавшей перу И. И. Панаева, сразу обретшим статус имени нарицательного: «Тля, не повесть» (в первой публикации «не-повесть»), впоследствии «Литературная тля».

Использование Н. А. Полевым образа «литературной тли» в процитированной рецензии (и косвенно – отзыв П. А. Плетнева, рассмотренный ниже) подтверждает основательность этого предположения. Для литературных кругов Некрасов был узнаваемой фигурой, ассоциирующейся с миром современной литературы. Но рецензия Полевого стала еще и ответом на открывающую «не повесть» главу I «Вместо предисловия».

Готовя это произведение к изданию в корпусе собрания своих сочинений, Панаев подверг его переработке и, в частности, убрал главу «Вместо предисловия». В первой публикации именно публицистическое звучание главы I поддерживало жанровое определение, заданное через отрицание: «не повесть». Поэтому для определения адресата рецензии Полевого привлечен текст журнальной публикации.

Глава «не повести» Панаева открывается рассуждениями о современной литературе. Отметим в ней описание потока рукописей от молодых авторов:

Намек на название поэтического сборника Некрасова достаточно прозрачен, несмотря на типичность его названия, а точней, именно в силу его типичности и подражательности творчества Некрасова, сознательно практикуемого им для овладения литературным мастерством.

Далее автор-повествователь «не повести» рассуждает о разновидностях «тли»: той, что присылает подобные юношеские опыты («юношах-тле», романтиках), той, что принимает их к печати, покровительствуя молодым авторам, о «мужах-тле» и «старцах-тле». И это рассуждение легко отнести к периоду первого знакомства Некрасова с Полевым и его публикациям в «Сыне отечества». В пассаже о «мужах-тле», также посвященном типическому явлению, прочитывается намек на Полевого:

Ниже Панаев описывает представление на Александрийском театре пьесы Полевого, представленного в «не повести» как «автор патриотической драмы “Дуняша-Калмычка”» («Параша-Сибирячка») и реакцию публики:

Именно эту характерную черту указывает Некрасов в статье «“Драматические сочинения и переводы” Н. Полевого. Части первая и вторая», прибегая к выделению курсивом нескольких сентенций, которые текстуально близки «не повести» Панаева. По утверждению критика, каждая из пьес Полевого и «все они вместе клонятся к достойной всякого уважения и одобрения цели – доказать какую-нибудь блестящую черту русского характера, русского великодушия, русской силы; одна трактует о том, что Прусский человек добро помнит”, другая о том, что “русская рука охулки на себя не положит”, третья о том, что “русский кулак уберет десять заморских богатырей”, четвертая о том, что “русский нос чихнет, так и довольно, чтоб напугать сотню самых храбрых китайцев”, и так далее» (XI-1: 63).

В «не повести» Панаева описанная реакция публики (хохот) могла быть и сильно преувеличенной, и вымышленной. В добавление к процитированным выше высказываниям современников о любви публики к спектаклям Александрийского театра приведем несколько свидетельств самого Полевого. В письме к брату от 3 июня 1843 г. Полевой сообщает:

Укажем для сравнения на финал «не повести»: Гребешков уезжает в провинцию ни с чем, а Кинаревич оказывается в доме умалишенных, помешавшись на идее преследования со стороны литературных врагов. Под именем Кинаревича Панаев вывел Л. В. Бранта. Мрачное предсказание в отношении прототипа не сбылось: Брант еще долго снабжал своих критиков изобильной почвой для сарказма, каковой являлись его творения. Многие его страницы наводили современников на мысль о том, что прототип Кинаревича был не вполне адекватен[515]. Тем не менее, финал гротескно заострен. Прототипы Гребешкова (сам Панаев, предположительно Некрасов и В. С. Межевич) также весной 1843 г. были деятельными участниками литературного процесса, хотя деятельность Межевича и шла на спад[516]. Но описание хохота публики в финале пьесы Полевого, не будучи вполне объективным, раскрывало отношение автора и солидарной с ним части читательской и зрительской аудитории и в известной степени моделировало ситуацию.

М. М. Гин утверждает, что «в течение 1841 и первой половины 1842 годов в “Литературной газете” нередко можно было встретить даже благоприятные отзывы о Полевом. После статьи Некрасова они становятся уже невозможными: “Литературная газета” начинает систематически и резко осуждать пьесы Полевого»[517]. Сопоставительный анализ рецензий Некрасова с прозой И. И. Панаева (упомянем его более ранний очерк о Полевом в серии «Портретная галерея»)[518]убеждает, что публикации Панаева ранее Некрасова способствовали ориентации газеты относительно оценки Полевого. Сходство рецензий Некрасова с «не повестью» Панаева убеждает в том, что их литературная общность к этому времени уже определилась.

Поэтому правомерно считать, что рецензия Полевого на «Статейки в стихах, без картинок» направлена не в меньшей степени против Панаева, чем против Некрасова. Она является частью полемики, которую он ведет и персонально с Некрасовым, и с изданиями-оппонентами. Некрасов в его рецензии, таким образом, отождествляется с определенным «направлением», в отличие от предыдущих лет, когда он рассматривался как незначительная фигура при более значительном «патроне». Это отождествление закономерно более явно, чем в 1840–1841 гг.

Отзыв Полевого представляет собой парафраз предпосланного «не повести» эпиграфа, который, по заключению М. В. Отрадина, не является цитатой из упомянутого Панаевым издания – «это контаминация текста, взятого из книги Блуменбаха (глава «Насекомые») и “научных” заключений, сочиненных Панаевым»[519]. Панаев, описав свои и Некрасова черты, дистанцируется от ипостаси «тли» посредством самоиронии и юмора. Отзыв Полевого сводится к переадресации называния «тлей» (если бы провести параллель с разговорным вариантом конфликта, этот ответ соответствовал бы выражению «сам ты тля»).

В рецензии Полевого о книжке Некрасова отсутствуют суждения о ее литературных достоинствах или хотя бы недостатках. Оценка памфлетного характера, даваемая посредством соотнесенности с типом и переадресации уничижительного называния, затрагивает репутацию автора как представителя определенной группы, но не как творческую индивидуальность. Тот факт, что рецензия адресована не одному Некрасову, дополнительно снижает остроту критической оценки.