«Во всех пиесах лица – или по собственному характеру, или по характеру своих действий – одни и те же, только переряженные в другие костюмы, окрещенные другими именами. Куда ни оглянись, везде более или менее важную роль играет подьячий, без которого редкая пиеса обойдется у г. Полевого. <…> Все подьячие, промышляющие ябедой и распивающие с приличными прибаутками ерофеич в разных пиесах г. Полевого, суть – один подьячий, потому что все они писаны для г. Каратыгина 2-го <…> Расчет писать роли по мерке дарований и средств сценических действователей увлек г. Полевого слишком далеко и отнял у его лиц разнообразие. В пиесах его, собственно говоря, нет
Сходный упрек до того В. С. Межевич сделал самому Некрасову, предостерегая его, чтобы тот не спешил стать «записным водевилистом»[495]. Некрасов, по срочному заказу писавший свои драматические произведения к бенефисам актеров Александрийского театра, безусловно, учитывал возможности будущих исполнителей. В этом отношении трудно усомниться в том, что метод Полевого-драматурга был усвоен Некрасовым.
К сути полемики Некрасова и Полевого можно было бы добавить следующее. Некрасов в статье показывает Полевого как
Указания на условия сценичности находим у Некрасова. Он неоднократно прямо говорит о разнице между текстом для чтения и текстом, который произносит актер. Так, например, в «Журнальной амальгаме» (1843), говоря о Гоголе, Некрасов рассуждает об особой образности разговорного языка в художественном произведении: «В
«В сценическом отношении “Завтрак у предводителя” выше ’’Холостяка”, потому что автор рельефнее, крупнее выказывает в ней то, что желает выказать. Что делать! рельефность очень важна на сцене не только в декорациях, но и в комедиях. Возьмем для примера характер Вилицкого в “Холостяке”: многие тонкие черты его, заметные в чтении, ускользают от внимания на сцене. Между произведением для чтения и произведением для сцены такая же разница, как между акварельной картиной и декорацией: первую смотрят обыкновенно вблизи, вторую видят издали. Г-н Тургенев не привык еще к сцене» (XII-2: 242).
Суждение о Гоголе относится к тому же 1843 г., что и вторая статья о Полевом. Логично думать, что то, что нашло отражение в суждениях о Гоголе и о Тургеневе, хотя бы в общих чертах было усвоено Некрасовым в начале 1840-х гг., когда его театральная деятельность была наиболее активна.
Выступление против официозно-патриотического направления драм Полевого было обусловлено развитием литературного и театрального процесса. Но Некрасов в качестве аргументации пародирует базовые принципы театрального искусства той эпохи, которыми именно с целью заработка (как Полевой) пользовался и он сам[500], и Ф. А. Кони, много писавший для той же труппы. В глазах малоподготовленной публики этот прием мог делать пьесы Полевого смешными. В глазах литератора, знающего приемы полемики, статья Некрасова была примером журналистского профессионализма, ловкости и точности удара – и очевидной двойственности.
Говоря о степени влияния Белинского на Некрасова, учтем также его поучение: «Надо ругать все, что нехорошо, Некрасов, нужна одна правда» (XIII-2: 59). Поучение исходило от человека, увлеченного неприязненным чувством к Полевому, а последовал ему молодой литератор, едва ли имевший повод для личной неприязни. Скорее всего, статьи Некрасова о Полевом вполне соответствовали его тогдашнему представлению о вчерашнем и сегодняшнем дне драматургии, – но не практике заработка в театральной и журнальной сфере, в которой подобная драматургия была ходовым товаром. Но то, что для Некрасова – по-видимому – соответствовало профессиональной принципиальности, в силу сходства с суждениями Белинского и предыстории отношений с ним, в глазах Полевого препятствовало тому, чтобы воспринимать статьи молодого автора с точки зрения собственно литературной. Упрек старшему, опытному, но уставшему литератору от младшего, когда-то опекаемого и сейчас набирающего силу и одобрение оппонентов Полевого, скорее всего, был для Полевого достаточно болезненным.
Этот вывод подтверждается тем, что в его последующих печатных оценках Некрасова, помимо нелестных личностных характеристик, заметно стремление умалить его литературное значение и отказать ему в творческой и нравственной самостоятельности, то есть – свести разговор о литературном произведении к разговору о литературной репутации.
§ 9. Отзыв о «Статейках в стихах, без картинок»
Ближайшим отзывом Полевого о Некрасове является рецензия на первый том «Статеек в стихах, без картинок»[501].
Первый и второй[502] тома «Статеек» и третья глава, опубликованная в «Литературной газете» (с подписью: «Ф. Белопяткин»)[503], помещенные в т. I под названием «Говорун», вышли в течение 1843–1845 гг. (I: 679). Они сопровождались саморекламой. «Петербургскую хронику» «Русского инвалида» 27 февраля 1843 г. завершал анонс «небольшой книжечки под названием
Выход книжечки Некрасова и рецензии Полевого предваряло несколько критических выступлений Некрасова.
1 ноября 1842 г. была опубликована статья «“Драматические сочинения и переводы” Н. Полевого.
Пляска в патриотических драмах Полевого и Ободовского становилась предметом иронии в статьях Белинского и Некрасова. «Чувствительный танец» упоминается впоследствии в романе «Жизнь и похождения Тихона Тростникова» (VIII: 181, 744)[507].
Сценическое решение в словесном пересказе предстает пародийным. Пародийная смесь пафоса и нелепости героев ассоциативно связывается с драматургом, закрепляя представление о нем и о его пьесах на уровне этого карикатурного зрительного образа, созданного фельетонистом. Пародирование именно этой сцены усилено еще одной ассоциацией, которая легко могла возникнуть у части публики[508]. Полевой, пляшущий вприсядку, был запечатлен на известной карикатуре Н. С. Степанова, подаренной художником А. А. Краевскому; этот эпизод произошел на обеде у А. Ф. Воейкова в 1837 г., и свидетелем происходящего был И. И. Панаев[509]. Упоминание о
22 апреля в «Северной пчеле» появляется рецензия Полевого на «Статейки в стихах»:
«В Санкт-Петербурге есть
Ниже Полевой цитирует четверостишие о рисунках в иллюстрированных изданиях, иронизируя над словом «пёрст», рифмующимся с фамилией «Неттельгорст». В целом рецензия Полевого на «Говоруна» выглядит репликой в обмене колкостями. В следующем параграфе представлен анализ некрасовского фельетона, из которого следует, что участие Некрасова в полемике было значительно более разнообразным по образно-стилистическим способам выражения мысли.
Небольшое отступление проясняет уровень этого критического отзыва Полевого.