Второй – что Кони, как и Белинский, в совете писать
Третий аспект – что оценка Кони была невысока в отношении не вообще творческого потенциала, но художественных достоинств первых прозаических опытов Некрасова. Будучи не высказана вслух, его оценка могла на тот момент заключать в себе сомнение в таланте конкретно Некрасова-прозаика, так же как Некрасова-поэта (но не критика или водевилиста – правомерно предполагать, что в отдаленной перспективе Кони мог видеть в энергичном сотруднике конкурента). В противном случае талантливому человеку можно было бы печатно высказать самые серьезные претензии, которые рядом с признанием таланта не опровергали бы его значимости.
И четвертый аспект – педагогический: давая молодому писателю возможность писать, печататься и зарабатывать этим на хлеб, воспитывая этот еще не вполне раскрывший свои возможности самородок, не хвалить его печатно, тем побуждая к большей требовательности к себе.
§ 5. Отзывы и оценки Кони в автобиографической прозе Некрасова
Наряду с документально подтвержденными фактами в качестве источников уместно привлечь автобиографическую прозу Некрасова с учетом ее художественной природы. Сопоставительный анализ произведений Некрасова с повестью И. И. Панаева «Литературная тля» и монологом
В 1843 г. Некрасов пишет «Необыкновенный завтрак. Эпизод из жизни сотрудника газеты, знаменитой замысловатостью эпиграфа» (VII: 308–332), в 1845 г. – «Очерки литературной жизни» (VII: 355–376). Время написания романа датируется 1843–1848 гг., и в названных произведениях прослеживается развитие замысла, в котором, начиная с 1843 г., фигурирует «издатель газеты, знаменитой замысловатостью эпиграфа», по имени Дмитрий Петрович. Его прототипом был Ф. А. Кони.
В февральской книжке «Отечественных записок» того же 1843 г. выходит «Тля. Не повесть» И. И. Панаева, включенная автором впоследствии в собрание сочинений под названием «Литературная тля». Название сразу же становится именем нарицательным и охотно используется литераторами, в частности, Некрасовым в его критических статьях (XI-1: 140, 158) и «Очерках литературной жизни».
В романе «Жизнь и похождения Тихона Тростникова» (1843–1847; VIII: 713–715), помимо приведенного фрагмента, Некрасов пишет об устных оценках персонажа, чьим прототипом также был Кони:
«Он постоянно раздувал мое самолюбие похвалами самыми обольстительными…» (VIII: 155); «издатель газеты, знаменитой замысловатостью эпиграфа, которому я отдавал безденежно мои небольшие статейки и стихотворения, продолжал разжигать мое самолюбие словесными и нередко печатными похвалами, которые даже мне самому казались преувеличенными» (VIII: 213).
Прогноз персонажа относительно критических отзывов о сборнике выглядит более чем оптимистическим:
«Журналисты наши <…> не найдут в ваших стихотворениях ничего для своих придирок, кроме опечаток да каких-нибудь двух-трех недосмотров» (VIII: 155).
Отзывы Кони в «Литературных прибавлениях к “Русскому инвалиду”» не обнаружены. Но свидетельство о «словесных» похвалах заслуживает внимания: они могли быть, и в этом случае они воспринимались как форма литературной критики, тем более важной, что она исходила от «командира» (обращение Некрасова к Кони; XIV-1: 32, 33, 34) – работодателя и педагога.
В повести Панаева также фигурирует «издатель какой-то газеты» по имени Александр Петрович, который расточает похвалы начинающему литератору, поскольку хочет заполучить не лишенного способностей, влюбленного в литературу, неопытного человека в сотрудники. «Издатель какой-то газеты» руководствуется двумя мотивами. Первый – желание «не допустить» дебютанта до враждебной литературной партии[212]. Второй – неопытность молодого человека, которого «он мог бы обсчитывать в случае нужды при денежных расчетах»[213]. В романе Некрасова похвалы «издателя газеты» имеют эту же подоплеку:
«В простоте сердца я верил магическому действию своего имени и усердно принялся за работу; издатель газеты, знаменитой замысловатостью эпиграфа, также нередко присылал ко мне дружеские записочки, нет ли какой-нибудь статейки, уверяя, что без моего участия газета его видимо делается хуже» (VIII: 216).
И. Г. Ямпольский обращает внимание на общность прототипов и создаваемых образов именно в связи с освещением образа Ф. А. Кони у обоих писателей[214]. Ямпольский воздерживается от детального анализа, ограничиваясь констатацией, что «между “Литературной тлей” и ’’Петербургским фельетонистом” Панаева и “Тихоном Тростниковым” и “Очерками литературной жизни” Некрасова есть много общего не только в отдельных эпизодах и деталях <…> но и в самой художественной манере»[215].
Добавим к наблюдению И. Г. Ямпольского несколько соображений. Близость творческой манеры представляется закономерной. Отмечаемый Некрасовым «поворот к правде», связанный, по его свидетельству, с творчеством Панаева (XIII-2: 56), указывает на сознательную ориентацию молодого прозаика на более опытного автора. Но речь идет не только о сознательном следовании в области индивидуальной поэтики. В 1843 г. происходит их личное сближение, а также сближение Некрасова с Белинским в литературной гостиной Панаева и планирование общих литературных предприятий. Оно подкрепляется событиями, происходящими в журнальном мире.
Если в 1840–1841 гг. Кони редактировал «Пантеон» и его журнал находился в полемических отношениях с «Репертуаром» (а в связи с этим противостоянием «Литературная газета» и «Отечественные записки» полемизировали с изданиями Н. И. Греча и Ф. В. Булгарина – «Северной пчелой» и «Русским вестником»), то в 1842 г. «Пантеон» сливается с «Репертуаром» и с XV книжки начинает выходить под редакцией Ф. В. Булгарина, а в 1843 г. редакция перешла к В. С. Межевичу, «перебежавшему» в 1840 г. из «Литературной газеты» в «Северную пчелу». Ход событий объясняет остроту памфлетных характеристик Кони и «перебежчика» Межевича в произведениях Панаева и Некрасова, тем более что негативное отношение к Межевичу определилось у Некрасова к 1841 г., у Панаева – еще ранее
Несмотря на характерную для памфлета гиперболизацию, сопоставительный анализ выявляет повторяющиеся подробности, позволяющие говорить о возможной фактической подоплеке.
Панаев в образе Гребешкова изобразил отчасти себя, отчасти В. С. Межевича
Авторская принадлежность этого монолога Зотову, Некрасову или им обоим вызвала сомнения некрасововедов. А. М. Гаркави, автор комментария к стихотворениям Некрасова 1840–1855 гг. в т. I Полного собрания сочинений поэта, утверждает, что Некрасов не был соавтором Зотова и текст сказки «Жизнь и люди» весь принадлежит Зотову (I: 707). Б. В. Мельгунов, составитель «Летописи жизни и творчества Н. А. Некрасова» за 1843 г., счел нужным осветить проблему авторства отдельных фрагментов сказки (см.