«В ночи с 3 на 4 февраля 1848 г. смерть мгновенно прервала нить жизни Ф. Н. Менцова. Похороны его на Смоленском кладбище (7 февраля) представляли картину вполне семейную: тут не было никого, нежная привязанность которого к покойному подлежала бы сомнению;
Таким образом, по всей видимости, на раннем этапе творчества Некрасова Менцов был его личным знакомым и участвовал в его судьбе. Личное участие выражалось в печатных отзывах, носивших характер одобрения и поощрения, но не содержавших серьезного разбора[138] (и можно предполагать, что в помощи с подготовкой к экзамену). Свидетельств об их контактах после 1840 г. нет; нет и косвенных данных, наводящих на мысль о продолжении знакомства. Напротив, свидетельство об отсутствии литераторов на погребении Менцова говорит о том, что Менцов остался в рамках раннего этапа литературной биографии Некрасова. Неминуемо возникающие соображения этико-психологического характера способны косвенно подтвердить исчерпанность его критического слова для Некрасова.
Рассмотрим еще три примера, иллюстрирующие специфику отношения критика-«наставника» к личности молодого поэта, что сказывается на общей оценке его литературной деятельности и, как следствие, – на печатных оценках его творчества.
§ 2. Н. В. Савельев-Ростиславич
Единственный известный отзыв Николая Васильевича Савельева-Ростиславича (если принять мои аргументы в пользу его авторства) также начинается суждением, указывающим на «педагогическую» направленность его рецензии:
«Обязанность критика особенно трудна, когда приходится говорить о произведении писателя, только что выступающего на литературное поприще. <…> если перед вами первые труды юного дарования, строгий приговор может иногда совершенно убить в зародыше талант, который не имеет мужества не страшиться первых неудач?.. Что же тогда прикажете делать критику? Неужели молчать и хвалить все без разбора?.. Совсем нет: выскажите истину, вполне, беспристрастно, откровенно, справедливо и, прибавим, снисходительно. <…> Итак, снисходительность одно из главных условий критики, если перед нею еще первые опыты юношеского пера, особенно когда в авторе заметно дарование, которое впоследствии может более развернуться»[139].
В схему «педагогической» критики легко укладывается предположение о характере взаимоотношений Некрасова с Савельевым-Ростиславичем. Студентом Московского университета Савельев-Ростиславич усердно посещал лекции по словесности. В № 5 за 1838 г. в «Литературных прибавлениях к “Русскому инвалиду”» вышла его статья «Новости западнославянской литературы», в 1843 г. – большая статья «Жизнь Г. Р. Державина», открывающая Собрание сочинений поэта[140].
Логично предполагать, что историк, любитель литературы, по московским временам друг Белинского и Полевого со вниманием отнесся к талантливому молодому человеку, беседовал с ним, написал одобрительную рецензию на его книжку стихов. Предположение об общении абитуриента Университета с историком России объясняет возможные причины, почему на экзамене по русской истории в 1840 г. Некрасов получил 2 балла, тогда как в 1839 г. – 1 балл (Летопись I: 44, 46). Влияние этих предполагаемых бесед также можно усмотреть в «драматической фантазии в стихах» Некрасова «Юность Ломоносова» (1840) (VI: 7-20). Ломоносов был любимым героем русской истории у Савельева-Ростиславича, так же как у Полевого. Обращение к образу молодого гения, идущего тернистым путем к образованию и славе «первого» «певца Российского Парнаса», выглядит достаточно произвольным без учета ближайшего окружения Некрасова, но вполне органичным в предполагаемом контексте бесед.
Дальнейшая литературная судьба Савельева-Ростиславича просматривается слабо, но частично восстановлена в статье, посвященной его последним годам[141]. Он умер 14 сентября 1855 г. вдали от Петербурга[142]. Сведений о его контактах с Некрасовым до отъезда критика из Петербурга не выявлено. Совокупность косвенных данных дает основания предполагать, что на раннем этапе литературного пути Некрасова Савельев-Ростиславич сыграл роль доброжелательного критика и, возможно, собеседника-учителя, помогавшего сориентироваться молодому человеку, который стремился к образованию. Литературная сторона его рецензии не содержала той продуктивной составляющей, которую мог использовать Некрасов-поэт в середине 1840-х гг., когда его поэтические опыты носили более сознательный характер по отношению к собственному голосу.
§ 3. Л. В. Брант
Доброжелательная рецензия Леопольда Васильевича Бранта (Брандта) (1813–1884), плодовитого критика и беллетриста, на сборник «Мечты и звуки» также носила «педагогический» характер. Брант писал:
«В стихотворениях молодого поэта видно преобладание грустного, печального, может быть от того, что он рано встретил суровость земных испытаний и горьких лишений, рано брошен в мир нужд и утраты всего, что делает прекрасными воспоминания детства: попечения кровных друзей, небо родины, счастливые, беззаботные дни отрочества.
Судя по оговорке, выделенной в цитате курсивом, рецензии на сборник Некрасова и в этом случае предшествовало личное знакомство дебютанта и более опытного литератора. Сведений о личных контактах Бранта и Некрасова не обнаружено, хотя эти контакты могли быть[144].
С точки зрения оценки литературного мастерства и замечаний о перспективах литературного процесса, рецензия Бранта аморфна. По оценке современников и по суждениям литературоведов настоящего времени, это был автор «третьесортной беллетристики»[145], притом склонный к многословию. Критические статьи Бранта также отличает стремление к большому объему и высокая степень субъективности.
В 1840-е гг. большое число критических выступлений Бранта было направлено против Некрасова и против «натуральной школы». Брант печатался в «Северной пчеле», и в целом его критика вполне отвечала духу и задачам издания и не диссонировала с «голосом» Ф. В. Булгарина. Оценка художественных достоинств, художественного потенциала автора и эстетической новизны некрасовских проб в поэзии и прозе и изданий делалась с идеологических позиций, а по методу критика Бранта, как и критика Булгарина, была ближе к фельетону с общественно-политической подоплекой, нежели к эстетическому разбору.
Отметим, что Некрасов в рецензиях Бранта – это либо молодой дебютант-поэт, нуждающийся в покровительстве (рецензия на «Мечты и звуки»), либо одна из активных фигур во враждебном его изданию «направлении». В этом подходе не остается возможности для беспристрастной оценки эстетических достоинств и объективного взгляда на творческую индивидуальность. Возвращаясь к декларации Ф. Н. Менцова о задачах критики, посвященной первому опыту начинающего поэта, констатируем: в случае с Л. В. Брантом это направление критики исчерпалось в первой, одобрительной и достаточно общей по содержанию, рецензии на поэтический сборник Некрасова. Сходным образом оно исчерпалось в случае с Н. В. Савельевым-Ростиславичем, самим Менцовым, не в малой мере – в случае с Н. А. Полевым и отчасти – с П. А. Плетневым.
Рецензии
Особое значение имеют критические отзывы
Глава II
Ф. А. Кони: структура отношений и печатные оценки