Книги
Неизвестный М.Е. Салтыков (Н. Щедрин). Воспоминания, письма, стихи
Софья Васильевна Ковалевская
Литературный венок на могилу М. Е. Салтыкова
Смерть М. Е. Салтыкова современники восприняли как невосполнимую утрату. А. П. Чехов писал А. Н. Плещееву 14 мая 1889 г.: «Мне жаль Салтыкова. Это была крепкая, сильная голова. Тот сволочной дух, который живет в мелком, измошенничавшемся душевно русском интеллигенте среднего пошиба, потерял в нем своего самого упрямого и назойливого врага. Обличать умеет каждый газетчик ‹…› но открыто презирать умел один только Салтыков. Две трети читателей не любили его, но верили ему все»[499].
Кончина Салтыкова вызвала массу откликов, в том числе и в литературной среде. В газете «Новости и Биржевая газета» (издатель О. К. Нотович) был напечатан большой свод некрологических статей, аллегорических и элегических миниатюр, стихотворений и воспоминаний, написанных литераторами разных идейных ориентаций, но всех авторов объединяло желание отдать дань памяти великого писателя[500]. Мы публикуем все эти отклики: сначала прозаические, а затем стихотворные, дополняя оба свода материалами из других изданий, которые оговариваются в примечаниях[501].
Авторами публицистических текстов были В. М. Соболевский, И. Ф. Василевский, Г. К. Градовский, В. О. Михневич, Д. Л. Мордовцев, О. К. Нотович, В. П. Острогорский, М. Л. Песковский, М. И. Семевский, В. Д. Сиповский, М. К. Цебрикова и О. А. Шапир. Каждый из отзывов интересен субъективностью взгляда, но в своей совокупности они дают представление об особенностях восприятия личности и творчества Салтыкова его современниками. При этом все авторы пишут об уникальности писателя и силе его дарования, подчеркивая неизменность убеждений на протяжении всей жизни. По мнению современников, Салтыков стремился утвердить в общественном сознании и в литературе такие этические категории, как совесть и справедливость. Об этом свидетельствует и частое упоминание «Забытых слов» – последнего и оставшегося неосуществленным замысла писателя – попытки вернуть в общественный обиход понятия «стыд, совесть, честь»[502]. Отсюда характерные, скорее всего, редакционные названия статей: «Непримиримый», «Непоколебимый», «Он призывал к справедливости», «На страже совести», «Недремлющее око». С общим восприятием сатирического творчества Салтыкова как вневременного явления диссонирует статья М. И. Семевского, верноподданическая риторика которой абсолютно не соответствует духу творчества писателя и сводит его общественную роль к административно-служебной деятельности в эпоху царствования Александра II, однако эта статья добавляет выразительные штрихи к портрету самого некрологиста.
В поэтических откликах как профессиональных поэтов, так и дилетантов-любителей воспроизводились те штампы, которыми сопровождалось распространенное представление о творчестве писателя, и при этом транслировались известные литературные образцы откликов «на смерть поэта». В стихах разных авторов не раз встречаются реминисценции, а то и прямые цитаты из лермонтовского стихотворения «Смерть поэта» и очень часты отголоски некрасовского отклика на смерть Н. В. Гоголя «Блажен незлобивый поэт». В этих некрологических стихах находим немало банальностей, от которых сам Салтыков наверняка пришел бы в негодование, есть и откровенно-бездарное графоманство, как вирши Р. И. Романовского. Но в данном случае интересны не художественные достоинства стихотворений, а те общественные настроения, которые в них выразились, и в этом смысле штампы и банальности оказываются гораздо репрезентативнее оригинальности.
Тексты публикуются по современным правилам с исправлением очевидных опечаток.
Некрологи в прозе
Язык Щедрина
И. Ф. Василевский[503]
Это – язык единственный и удивительный, образцовый и в то же время неподражаемый, язык величайшего мастера, единолично создающего новую школу, исподволь раскрывающего необыкновенные до него богатства, прелести, тонкости, причуды и блестки отечественной речи.
Это – язык чрезвычайно богатый, чрезвычайно образный, чрезвычайно точный и чрезвычайно меткий.
У Щедрина сущность – экспозиция, мысль, характеристика, посылка, вывод – всегда находят для себя наиболее подходящую, наилучше окрашенную и всегда рельефную форму. Она не отличается блестящею и изысканною художественною отделкою. В ней нет ни пушкинской музыкальности и грации, ни тургеневской красоты и щеголеватости. Она не поет, не искрится, не увлекает и не обольщает. Она сурова и сжата, деловита и проста. Но щедринский язык по богатству своему, тем не менее, стоит на высоте творчества. У Щедрина каждая эпоха, каждое настроение и каждый тип говорят
Язык Щедрина, далее, чрезвычайно образен. Исключительно при помощи образов покойный раскрывал свое эстетическое миросозерцание, свои гражданские идеалы и свою общественную мораль. Весь дидактический Щедрин состоит из образов. Образами он поучает, мечтает, доказывает, срамит и казнит. Среди образов он находит для себя простор и взмах. Образы делают его вполне ясным, оригинальным и увлекательным. Образы дополняют у него недоговоренное, сокращают и оживляют аргументацию, экспонируют сложную суть, служат любимым выражением фантазии, сатиры, шутки. С этой стороны щедринская писательская манера единственна в нашей литературе. Никто до него не пользовался в такой мере и с таким успехом образною силою языка. Щедрин развил и усовершенствовал образную форму со всех сторон, во всех направлениях, нашел в риторических фигурах жизнь, силу и мощь. Его метафоры, аллегории, гиперболы должны считаться образцовыми. Они легки и прозрачны, стройны и самобытны. В них нет ничего лишнего, нагроможденного, запутанного. Любой щедринский образ мог бы служить предметом разбора для учителя русской словесности. У Щедрина иногда за одним только образным словечком (например, «фюить!», «сердцеведение», «выжидание поступков» и пр.) скрывалась целая область фактов, условий, привычек и соотношений.
Язык Щедрина, затем, чрезвычайно точен и сжат. Он ясен, выразителен и немногословен. Он нарисовывает главные контуры, прокладывает на ходу необходимые тени и идет дальше. Некоторая как бы отрывочность изложения придает ему твердость и определенность. Так именно говорят умные люди с неглупыми слушателями о деле и по существу, выдерживая тон и темп, не тратя попусту времени и не раскидываясь по сторонам. Литературного балласта, слов ненужных и праздных вовсе нет у Щедрина.
Наконец щедринский язык снискал себе неувядаемую славу и популярность своею чрезвычайною меткостью. Меткость выделила из него массу выражений, вошедших в состав повседневного разговора образованной части русского общества. Меткость Щедрина инстинктивно влекла к нему даже злейших врагов его. Он имел в своем распоряжении все полемические орудия, начиная с молота и метлы и кончая булавками. Меткость эта придавала всему, что выходила из-под пера покойного, соль и пикантность, остроту и вкус, и ее клички, афоризмы, сближения, анекдоты, присказки, пародии никогда не перестанут быть настоящими перлами сатиры и юмора.
Он призывал к справедливости
Г. К. Градовский[504]
«Воблу поймали, вычистили внутренности (только молоки для приплоду оставили) и вывесили на веревочке на солнце: пускай провялится»[505].
Так говорится в одной из «сказок» Щедрина, которые мы привыкли читать с таким же захватывающим вниманием и трепетом, с каким дети слушают сказки своей старой няни.