Не царское дело

В кабинете царской башни, обставленном резной мебелью из полированного морёного дуба, сидел за письменным столом молодой человек с длинными белокурыми волосами и двухнедельной щетиной небритого лица. Из одежды на нём были только холщовые штаны и спальная льняная рубаха не первой свежести. Перед ним лежала стопка пергамента и несколько гусиных перьев. Массивная агатовая чернильница была до краёв заполнена чернилами, приготовленными из смеси сажи, воды и навозного гриба. Молодой человек тяжело вздохнул, обмакнул перо в чернила и начал писать:

«Дорогая моя Настенька. Прошло уже пять лет с тех пор как ты, растворившись в белом облаке, оставила меня одинёшенька править страной разбойников, обманщиков и лихоимцев. Как-то так получилось, что я даже не успел сообразить, в какую дырявую повозку уселся править кучером. Твоей вины тут нет, да и не в виноватых дело, а в том, что у меня одного душа болит за царство, а другим на это наплевать. Разбойники как лютовали по лесам, так и продолжают свои кровавые делишки. Народ по-прежнему бедствует и голодает. Жуть делает вид, что борется с разбойниками, постоянно просит деньги на вооружение и содержание войска, а казна пуста, как дымоход в печи. Вояки почти все по деревням разбежались; пьянствуют и дерутся, нормальным людям жизнь отравляют. Чего с них взять, коль к работе не приучены, а только мечами размахивать. Вихор говорит, что всё под контролем, но я ему не верю. Давеча сам по деревням проехал и с народом пообщался. Люди ропщут, защиты просят, слезами заливаются. А я словно дурень стою глазами хлопаю, а что ответить не знаю. А тут ещё слухи ходят, что Яга собирает войско из иноземных наёмников. Хочет к нам с войной идти, чтобы меня с трона скинуть, а самой стать царицей Омутляндии. Если так случится, то мне, кроме как на отца, и положиться не на кого. Хотя от него сейчас мало проку. У него любовь с мамкой приключилась, и он совсем голову потерял. Наверное, это от того, что отец долго один жил. Как сказала Прасковья: «Накопилась страсть и на мамку пролилась». Я не против, конечно, но надо и о государстве иногда подумать, а не любовь крутить в преклонном возрасте. С Прасковьей тоже не всё хорошо выходит. Она говорит, что меня другого полюбила. Мол, раньше я был гораздо умнее и обходительнее, а мне не до комплиментов, когда о государстве голова болит. К тому же, приходится на всём экономить – казна скудная, как кошелёк нищенки. Пришлось заменить иноземную икру на нашу, лягушачью, правда, повар из «Закутка» её так солит, что и не отличишь от осетровой. В общем, всё плохо. Без тебя, Настасья, сплошной упадок и печаль. Я твою книгу «Апофения» пять раз перечитал, но так ничего и не понял. Думал, что смогу к тебе переместиться в будущее и потолковать о том, как дальше жить».

– Почерк у тебя красивый, кто научил?

Иван подпрыгнул в кресле и уронил перо, размазав чернила по столу:

– Настя! Ты?

– Ну я, а ты кого ждал? – усмехнулась Анастасия.

– Ты стала ещё краше, чем раньше, – промолвил Иван, разглядывая подругу.

– Соком наливаюсь, скоро созрею и прольюсь нектаром, – отшутилась Настя.