— Ну й шо?
— Возьмите лучше Десятерика. Не пожалеете.
— А чем, той, не устраивает тебя Голобородько? — Изумлённый, даже оторвался от его заявления. Странной была и стрижка у человека — спереди "ёж", как у Керенского, а дальше — лысина.
— Мне — что? Я ухожу, — спокойно ответил "ёж". — Вам с ним работать.
— А почему я должен тебе, той, верить?
Смотрел на элегантного хлыща даже с интересом: не встречал таких самоуверенных. Слыхал уже о нём: "Жук"! Где-то работал раньше адвокатом. В Киеве, кажется. Но… сделал потом длинную рокировку оттуда: поменялся шикарными квартирами с каким-то подпольным королём бизнеса, и очутился здесь. Да не где-нибудь вынырнул, а сразу в обкоме партии. Говорили, дал "самому первому" на лапу. Не стеснялся вот и перед ним, спросил, как ни в чём не бывало:
— Разрешите присесть?
— Ну, шо ж, садись, послухаю тебя. Ты, говорят, гусь! — бесцеремонно пошутил и сам.
— Я — не гусь, Василий Мартынович, — спокойно заметил Епифанов, садясь и нахально закуривая. — Гусей, как известно, кушают.
— А тебя шо ж, нельзя?
— Меня — нельзя. На мне много старых колючек, — всё так же спокойно отвечал Епифанов. Только сигарета, которую он достал, чуть приметно подрагивала в пальцах — волновался. Но это — внутри, наружу не выходило. Школа!
— Ну ладно. Рассказуй, шо имеешь против Голобородьки?
— Ничего не имею. Человек он неглупый, и как бывший газетчик сможет, конечно, писать для вас общие доклады. Но ведь работа референта — не только писание таких докладов.
Усмехнулся, слушая доводы "гуся".
— А шо ж он, решения за меня должен, той, принимать?
— Нет, Василий Мартынович, немножко не так. Хотите, расскажу, что это за работа?
— Излагай, — кивнул ему. — Время у меня пока есть. Люблю, той, любопытных послухать.
— Я — не любопытный, Василий Мартынович, — холодно возразил Епифанов. — Любопытных держат в цирке. А вот, трезво смотрящих на жизнь и знающих, что делать, не так уж много. Да вы это и сами понимаете.
— Верно, болтунов много, — подтвердил ему, добрея.
— Возьмёте Голобородько, одним болтуном станет больше, — напомнил Епифанов, возвращая разговор в нужное ему русло. — У человека — нет своей точки зрения. Он — привык работать по принципу: чего хочет начальство, как ему угодить? Много ли в этом проку? Всё время он будет ориентироваться на вас: что вы думаете по тому или другому вопросу? Вот и придётся думать… вам всегда самому. Да ещё разжёвывать и ему, чего хотите. А он — будет только добросовестно это записывать и выдавать потом… вам же. Устраивает вас такое?