– Прежде чем я остановлюсь, разрыдаюсь и сделаю тебе предложение, ты ведь не обо мне говоришь, верно?

Кларк грустно усмехнулся.

– Нет, я говорю не о тебе. Я думаю, что любовь, которую мы испытываем друг к другу, взаимна. Хотя, должен сказать, ту пару раз, что мы оказывались в постели…

– …не стоит вспоминать. Клянусь Богом, Кларк, если сейчас ты начнешь ставить мне баллы от одного до десяти, можешь идти отсюда. – Я переключила передачу и продолжила ползти вверх по склону. – Мне кажется, я знаю, кто это был. Наш отсутствующий друг. И дай угадаю: это началось после уикенда в Монтрё.

Кларк ничего не сказал, пока мы не поднялись на вершину склона и не сделали еще один поворот.

– Да, я был безумно влюблен в своего гетеросексуального соседа по квартире. Каков неудачник, да? Наверное, эти чувства были у меня с самого начала. Тогда, в Монтрё, был единственный раз, всего один, когда я подумал, что он может чувствовать то же самое. После того концерта Аланис Мориссетт мы напились, накурились и оттрахали друг друга до полусмерти. На следующее утро он захотел забыть, что это вообще случилось. Как и я, в некотором смысле. Я попробовал кусочек того, что могло бы быть между нами. И то, что он сразу же отверг эту идею, абсолютно меня раздавило. Он разбил мне сердце, и в том, что произошло в течение следующих нескольких месяцев, был виноват только он.

Несколько минут мы молчали, вспоминая те дни, которые мы оба считали безмятежными.

– Я вроде как подозревала, что у тебя к нему более сильные чувства, – рискнула сказать я. – Но зачем говорить это мне? Почему именно сейчас? Я предполагаю, никто больше не знает, что произошло на том джазовом фестивале?

– Если только Дхан кому-то не сказал, а я думаю, что это маловероя… Какого черта!

Мы завернули за крутой поворот, и что-то огромное и темное вылетело из леса прямо на нас. Я даже не смогла разобрать, что это такое, но было похоже на гигантский снежный ком, набитый ветками, листьями и землей. За секунду до того, как мы столкнулись, я вдавила педаль тормоза в пол и вывернула руль вправо. Хвост автомобиля занесло влево, и он ударился обо что-то, отскочившее от кузова с глухим костедробильным стуком. Мы воткнулись в сугроб, фары были залеплены снегом.

– С тобой всё нормально? – спросила я дрожащим голосом.

Кларк выдохнул.

– Почти. А с тобой?

– Думаю, что да. Но что бы это ни было, это определенно не нормально.

Я включила аварийку. Кларк попытался открыть свою дверь, но она была плотно прижата сугробом. Выругавшись, я дала задний ход, и благодаря зимней резине машина получила хоть какое-то сцепление с дорогой. Мы выехали из сугроба. Я посмотрела в зеркало заднего вида, пытаясь разглядеть хоть что-то в свете задних фонарей, но не увидела никаких признаков жизни. Кларк порылся в бардачке. Он нашел фонарик и аптечку. Мы выбрались из машины и бросились на помощь человеку или животному, которого только что сбили. Я побежала обратно к месту столкновения, где можно было увидеть следы шин от заноса, обломки веток и листья в снегу. На правой стороне дороги громоздился высокий сугроб больше метра высотой. Слева, на плавно уходившем вверх склоне, рос лес, и деревья нависали над дорогой. Мы расхаживали взад и вперед и водили фонариком по чистому белому снегу, тянувшемуся по обе стороны от проселочной дороги. Ни раненого тела, ни следов, ни пятен крови, ни каких-либо признаков того, что там кто-то был. Кларк вернулся за поворот, чтобы посмотреть, не ушла ли жертва тем же путем, которым приехали мы, но вернулся через несколько минут, качая головой.

– Мы должны позвонить в полицию, – сказала я. Ветки над нашими головами слегка шевельнулись, и с них упало несколько крупинок снега.

Кларк вытащил свой телефон.

– Что мне сказать? – спросил он.

– Просто расскажи им, что произошло. Мы сбили кого-то или что-то, но не можем его отыскать. Я понятия не имею, серьезно ли оно ранено или даже мертво. Вопрос в том, куда оно делось?

– Проклятье, сигнала нет. В шале есть телефон?