Кларк медленно кивнул.
– Ты права.
Когда случались странные вещи – что-то нас пугало, расстраивало или напоминало о чем-то, что мы предпочли бы забыть, – именно Ловиса всегда находила слова утешения. Этим вечером она ничего не сказала. В конце концов, откашлявшись, заговорила Симона.
– Ну, в таком случае понятно, что произошло. Владелец шале, или консьерж, или менеджер пришел сюда, чтобы проверить, всё ли в порядке, и принес нам бутылку шампанского в качестве новогоднего подарка. Позвонил в дверь – никто не ответил. Мы катались на лыжах, а вы двое поехали к врачу. Он предположил, что мы скоро вернемся, и оставил шампанское на подоконнике, чтобы мы его увидели. И то, что подобное произошло двадцать лет назад, – просто неприятное совпадение.
Ее спокойный голос произвел тот же эффект, что и бренди, согревая, успокаивая и проливая яркий утренний свет на мои ночные страхи. Мы все согласились с ее рациональной версией произошедшего и принялись за нарезку, жарку, варку и намазывание. С одной рукой Кларк мало чем мог помочь, поэтому он предложил приготовить нам аперитив – это была идея, которая понравилась всем. Каждый озвучил ему свой заказ, и беседа потеплела, а из-за жары на кухонных окнах образовался конденсат. Я пошла в гостиную, чтобы накрыть обеденный стол, и встретила Мику, входящего в дом с корзиной дров. Он натянуто улыбнулся.
– Ты ведь веришь мне, да? – спросила я. – Я даже не выходила за дверь, пока мы не уехали в город. Симона права. Это было просто неприятное совпадение.
– Я верю тебе. И я уверен, что Симона права. Это просто неприятное совпадение. Которое еще неприятнее оттого, что шампанское оказалось точно такой же марки, как и взорвавшееся в 1999 году.
Кларк, сегодня
Вся эта чертова история действует мне на нервы. Надо было бросить это дерьмо еще десять лет назад, если не раньше. Что у нас на самом деле общего? Мы провели вместе три года в конце девяностых, вот и всё. Пора отпустить все это.
Конечно, шале симпатичное. Нормальные места для катания трудно найти, и у нас куча личного пространства. Но с той самой минуты, как я приехал, что-то было не так. Я не занимаюсь всякой этой аурой, шестым чувством, эзотерическими размышлениями о своем подсознании, потому что обычно туда сваливают всю ту чушь, с которой не могут справиться. Но с этим шале что-то было не так. С той самой минуты, как я прибыл, мое нутро подсказывало мне, что надо убираться отсюда как можно скорее.
Всё началось еще до того, как я туда попал. Покупка всех этих индийских ингредиентов навеяла воспоминания, о которых я предпочел бы забыть. Если они собирались каждые два года проводить 31 декабря в трауре, я в этом не участвую. Время двигаться дальше и взаимодействовать друг с другом как взрослые, которым по сорок с лишним лет, а не как скорбящие двадцатилетки. Сколько можно, скука смертная!
Когда я приехал, Гаэль сразу отчитала меня. На Симоне был фартук французской горничной. Ничего не меняется. Они приготовили фондю – именно то легкое, освежающее блюдо, которым хочется насладиться в ночь перед новогодними излишествами. Хуже всего то, что так называемый случайный музыкальный проигрыватель выбирал Аланис Мориссетт каждый третий трек. Клянусь, я не преувеличиваю. Для меня это было похоже на знак. Всё кончено. Это последний раз. Мы должны отпустить это и начать жить.
На следующее утро мое настроение было получше, и я с нетерпением ждал классного катания и выхода на альпийское солнце. Погода была прекрасная, и ты физически восстанавливался от одних только видов. Гаэль осталась в доме, а мы надели снаряжение, выбрали, что хотели, из представленного в шале сноуборда, санок и лыж для разных размеров обуви, а затем вчетвером отправились в путь по ослепительно-белому снегу. Было холодно, может, минус пять или около того, но солнечно и ясно. Я глубоко вдыхал чистый, богатый кислородом воздух и вспоминал, как сильно я люблю эту страну.
Мы попробовали пару простых трасс, чтобы разогреться и восстановить навыки. Я не катался на лыжах два года. Джен относилась к зимним видам спорта так же, как и Касс, поэтому мы с женой отдыхали на Карибах и в Марокко. Мне нравится солнце, но я всегда буду любить снег, хотя мне никогда не удавалось уговорить ни первую, ни вторую жену присоединиться ко мне.
Теперь включилась мышечная память, и чистая радость от совершенствования элементов приводила меня в больший восторг, чем любой наркотик, который я когда-либо принимал. Мы с Микой выбрали трассу с более высоким уровнем сложности. Слалом. Пара прыжков. Крутой спуск к лесу. Моя кровь кипела, и я не мог дождаться, чтобы начать.
Мы поднялись на подъемнике наверх, и я поехал первым. В этом сочетании воодушевления и концентрации, тела и разума, работающих в связке, есть что-то, что превосходит любые подобные переживания. Я знал, что когда я доеду до финиша, я буду бить кулаком воздух и отчаянно стремиться повторить все заново.
Так продолжалось до первого прыжка. Солнце было ярким, но у меня были лыжные очки, так что проблем с видимостью не было. Когда я приблизился к трамплину, свет, отразившийся откуда-то справа, на секунду ослепил меня. Я отклонил голову, сосредоточившись на прыжке, но свет снова вспыхнул, мелькая перед моим взором. На такой скорости я ничего не мог поделать и просто доверился своему телу, чтобы оно совершило прыжок само. В тот момент, когда мои лыжи оторвались от платформы, я потерял равновесие. Я плыл по воздуху в течение трех невесомых секунд, потом лыжи ударились о землю, перекосились вправо, а удар приняло на себя левое плечо.
Мика видел мое падение и съехал вниз, чтобы помочь мне. Служащая помогла нам сойти с трассы и бегло оценила мою травму. По ее словам, в тот день кататься на лыжах мне было больше нельзя, и мне срочно требовалась медицинская помощь. Мика предложил вернуться со мной, но я настоял, чтобы он продолжал. Все, что я хотел, – это принять горячий душ и облегчить боль в плече. Я не стал упоминать ослепляющий свет. У каждого упавшего лыжника есть оправдание. Оглядываясь назад, я думаю, что надо было не строить из себя альфа-самца, а сразу всё рассказать.
Вернувшись в шале и увидев, что Гаэль всё еще там, я чуть не зарыдал от облегчения. Я принял душ в тщетной надежде, что это успокоит боль. Но душ не помог, поэтому я вернулся в свою комнату, чтобы одеться. Одежда была разбросана по всем поверхностям, в воздухе витал слабый запах фондю – комната была именно такой, какой я ее оставил. За исключением висящей на стене картины. Повсюду в шале были развешаны деревянные гравюры, карандашные наброски и местные пейзажи. Стили были разными, но цвета не менялись. Всё было монохромно. Когда я приехал, я обратил внимание на картины, висящие в своей комнате, и восхитился тонкой карандашной работой, изображающей альпийские крыши. Аутентично и по-швейцарски. Мне нравилось и то, и другое.
Одной рукой я натянул чистые трусы и сумел влезть в джинсы. Когда я поднял глаза, я увидел, что карандашного рисунка на стене над кроватью нет. Вместо него – распечатка газетной статьи. На снимке видно облако дыма, клубящееся над озером.