Причина затруднения была связана с тем, что он не понимал, какие из его воспоминаний отражают реальность, а какие — нет. Если всё, что он помнил, происходило в действительности, то он — самый настоящий путешественник во времени. Или в пространстве. Или одновременно и во времени, и в пространстве. Отсюда вопросы. Вернулся ли он после того, как нырнул, обратно в точку так называемого исхода? И, если нет, то, в каком, собственно говоря, времени он тогда находится, и что ему следует сделать, чтобы ещё больше не усугубить ситуацию?

Но его воспоминания вполне могут быть и плодом фантазии, результатом воздействия предательского отвара Ефима. Тогда вполне могло и не существовать никакого юноши с копьем, никаких фиолетовых энергетических потоков, лесных демонов и даже поездки на мотоцикле. В таком случае появляются другие вопросы: где он вообще находится, и куда делись Ефим со Святославом, если они вообще здесь были?

Как бы там ни было, нужно решить: продолжать нырять, пока он не окажется в том моменте, где на поляне у озера его ожидают провожатые, которых в принципе могло и не быть, или же вылезти на берег, презрев возможность застрять в чужом времени. Никакой третий вариант выхода из сложившейся ситуации в голову Максиму не приходил.

Находиться долго в озере он не мог, вода была очень холодная, и его уже колотила крупная дрожь. Даже странно, что всего несколько часов назад она показалось ему такой теплой, что он даже не почувствовал ее прикосновение. Хотя, может быть, он своими ныряниями просто перемешал воду, вытолкнув на поверхность нижние ледяные слои. Нырять очень не хотелось. Максим боялся, что у него сведет ноги, и он попросту утонет. А вылезать из воды было страшно. В конце концов, в сотый раз перебрав в уме все за и против, он понял, что попросту тратит свое время.

И он решился. Вариантов-то на самом деле было немного: или простыть в ледяной воде, ожидая неизвестно чего, или выбраться на сушу и попытаться выяснить, где и когда он находится. В последнем случае, даже если он перенесся во времени, существовала хотя бы какая-то перспектива.

Максим обреченно вздохнул и, хватаясь за траву, вытащил себя из озера. Какое-то время он просто лежал на траве, вглядываясь в молочное небо. Он чувствовал душевную опустошенность и дезориентированность. Мысли его путались. Эти симптомы сопровождают окончание действия наркотиков. А может, это побочный эффект от воздействия на организм экстремальных физических явлений, переместивших его во времени. Но всё это было сейчас не так важно. Максиму было холодно. Очень холодно. Чтобы хоть как-то согреться он повернулся на бок и сжался в клубок, обхватив руками себя за колени. Его трясло. Мысли сузились до одной: «Как же холодно!» Что-то твердое в кармане неприятно впивалось в тело. И тут он вспомнил. Он ведь нырнул в озеро вместе с телефоном и служебным удостоверением!

Всплеск адреналина придал ему сил и заставил на какое-то время забыть о холоде. Он вскочил на колени и судорожно стал вытаскивать из карманов все содержимое, — телефон, удостоверение, ключи, деньги. Телефон отключился и не подавал никаких признаков жизни. Придется покупать новый. Удостоверение вымокло, печать растеклась и превратилась в яркую синюю кляксу. Это грозило выговором. Бумажные купюры намокли и слиплись. Ничего страшного, высохнут. Одни ключи держались молодцом. И медальон, который он выкопал вчера в лесу!

Максим вспомнил, почему он здесь оказался, и на него внезапно навалилась обыденность. Всё показалось ему таким глупым. И тут же заныла совесть. Как он мог повестись на эту нелепую идею о путешествиях во времени и позволить опоить себя наркотическим отваром! Он ведь сотрудник полиции! И ему, между прочим, сегодня заступать на дежурство… На дежурство! А он неизвестно где!

Он вскочил, соображая, что же делать. Вокруг не было ни малейшего намека на присутствие человека. Ни тропы, ни даже примятой травы. В какую сторону идти, Максим не знал. Единственное, что пришло ему в голову, забраться на дерево и оглядеться. Если он где-то на испытательном полигоне, то, может быть, он увидит трубу котельной, которая возвышается над лесом на добрые пять метров и находится недалеко от городской застройки.

Вокруг росли в основном ели. Лазить по ним было очень неудобно. Множество мелких веточек и иголки жестоко мешали, стараясь поцарапать и уколоть. Потирая раненные руки, он решил поискать более удобное дерево. Наконец ему попалась здоровенная сосна. Нижние ветви у нее были отломаны. Вместо них торчали короткие сучки. Этого было достаточно, чтобы попытаться забраться наверх. Максим ухватился за один из них и, подтянувшись, нашел сук, на который можно было поставить ногу. В конце концов, закрепившись на дереве, он полез вверх, стараясь игнорировать сыплющиеся в глаза и за шиворот иголки и всякий мусор и не обращать внимания на подтеки смолы, в которой очень быстро вымазался.

Максим был в прекрасной физической форме, даже после такой неоднозначной и бурной ночи сил у него было предостаточно. Очень быстро он добрался до самой высокой доступной точки. До верхушки дерева оставалось еще, по меньшей мере, два-три метра. Со своего места оглядеть море крон Максим не мог. Для этого ему нужно было найти или более высокое дерево, или залезть выше, рискуя упасть под обломившейся веткой. Разумеется, никакой трубы он тоже не увидел. Зато понял, с какой стороны восходит солнце. Хотя оно еще не поднялось, его яркий свет все же уже пробивался через белый морок утреннего неба.

Это было уже что-то. Если он находится на полигоне, то ему нужно просто идти от солнца. В конце концов, он выйдет либо на пересекающую полигон дорогу, либо на дорогу, которая ведет в Собинку. Максим слез с дерева и, запомнив, в какой стороне встает светило, направился от него.

Идти, несмотря на то, что уже рассвело, было так же тяжело, как и ночью. Лес оказался очень непростым. Когда в нем встречались острова, поросшие хвойными деревьями под которыми сплошным ковром разросся густой зеленый мох, становилось чуточку легче. Мох под ногами раскачивался, создавая ощущение, что идешь по огромному водяному матрасу. Главное было обходить скелеты поваленных деревьев, ощетинившихся ребрами безжизненных веток. Некоторые стволы поглотил мох. Их очертания отчетливо выступали на его поверхности, как будто кто-то их загнал под этот зеленый ковер.

Но, когда Максим снова выходил на участки смешанного леса или забредал в березовые рощи с редким вкраплением осин, усилий и времени приходилось тратить куда больше. В таких местах помимо деревьев, находящихся на разных уровнях падения: от грохнувшихся плашмя вместе с гигантским выкорчеванным корневищем до грустно повисших на других деревьях высохших стволов, встречались густые заросли малины, разного рода кусты и кустики, молодая поросль, а под ногами постоянно путались большие травяные кочки. Приходилось много петлять, выбирая более-менее подходящий путь. Не удивительно, что Максим то и дело сбивался с маршрута.

Сырая одежда нехотя сохла на теле. Он продрог, и его била сильная дрожь. Пару раз приходилось залезать на деревья, чтобы определить, где находится запад, в сторону которого ему необходимо было идти. В такие моменты он почти согревался.

На западе мещерский лес, пересекаемый Клязьмой, кончался. Максим забирал немного севернее, чтобы выйти как можно ближе к городу. Вскоре солнце поднялось достаточно высоко, чтобы можно было ориентироваться с земли.

Лес показался Максиму каким-то болезненным. Часто на земле встречались завядшие листья. Во многих местах трава начала жухнуть, Несколько раз с ним случались флэшбэки[18]. Он натыкался на пеньки, кочки или кусты, в которых узнавал лесных духов, наподобие того, что встретил ночью. Или проникался идеей единства окружающего его леса. Но лишь на пару мгновений. И, не останавливаясь, шел дальше.

Через пару часов Максим, наконец, выбрался на дорогу. Он сразу же её узнал. По старому асфальту, положенному поверх дорожных плит. В местах соприкосновения плит асфальт сильно растрескался и провалился. Дорогу давным-давно никто не ремонтировал. Он, без сомнения, был на полигоне. Вот, если бы с ним сейчас находился Медяный, он наверняка определил бы точное их местоположение. Но, увы, Максим был один.

Максиму ничего не оставалось, как идти вдоль дороги на север. Было раннее утро, и шансов, что кто-то поедет по полигону и подберет его, было мало. Он шёл, шёл и шёл. Ужасно хотелось пить. Начали гудеть ноги. На пальцах и пятках сырая обувь натерла мозоли. К тому же, оказавшись на свободном пространстве, Максим стал тратить меньше энергии, и его снова начало знобить. Он откровенно страдал.

Через час с небольшим он, наконец-то, дошел до КПП. Ему не хотелось объяснять сотруднику охраны, что он делал ночью один на режимном объекте, поэтому, завидев вдалеке скворечник пропускного пункта, свернул в лес и обошел его точно так же, как накануне Ефим объехал его на мотоцикле. Правда, Максим шел не по тайной дорожке, а прямо сквозь лес. На ногах-то это удобнее, чем на колесах. Спустя еще час он вошел в город.