Книги

Не та игра

22
18
20
22
24
26
28
30

Его разместили в светелке. Под самой крышей. Денег, чтобы оплатить проживание у него не было, и он помогал по хозяйству. Заготовил сено для овец и коз, починил забор и калитку. Спилил сухие деревья и ветви в саду. Хозяйка его кормила и отдала кое-какую одежонку покойного мужа.

В этой одежде он и направился в военкомат. Другого выхода не было. За те три недели, что он прожил в Коняево, он часто слышал за спиной шепот: «шпион, дезертир». А после того, как на фронт ушла первая партия мобилизованных и добровольцев из окрестных сел и деревень, многие стали на него посматривать зло. Хозяйка как-то вечером сказала ему, что может его спрятать в клети, где есть еще один погреб.

Этот разговор окончательно убедил его, что нужно легализовать свое положение. И, судя по всему, это можно было сделать только на армейской службе, воспользовавшись неразберихой и потребностью в солдатах. Когда в Сельсовет принесли очередную партию повесток, он объявил, что тоже уходит на фронт добровольцем. Хозяйка запричитала, забегала. Но отговаривать не стала. Быстро собрала его в дорогу, выдала ему синюю пятирублевку с летчиком, вареных яиц, бутыль молока, краюху хлеба и шмат сала, за которым специально сбегала к соседке.

В военкомате особо разбираться с ним не стали. На фронте ситуация была плачевная. Ходили слухи о больших потерях и серьезных поражениях. В коридорах было полно людей, желающих защищать Родину. Его скопом со всеми записали в 262-ю стрелковую дивизию. В гарнизоне они оставались всего неделю до полного доукомплектования. За это время его обмундировали, познакомили с винтовкой, показали несколько приемов штыковой атаки и оформили книжку красноармейца. После этого отправили на фронт. Через три недели он принял участие в контрнаступлении под Старой Руссой.

Глава 13

Озера

Она всегда мечтала лечить людей. Когда она была еще ребенком, мама из старой простыни сшила ей белый халатик и шапочку с красным крестом, а папа смастерил из фанеры несколько маленьких кроваток. Она заботливо укладывала в них кукол, мерила им температуру, проверяла горло, делала уколы, поила настоем ромашки, ставила банки и горчичники. Разумеется, когда они болели. А болели они регулярно. Их мучили хронические ангина, скарлатина, холерина, дифтерит, аппендицит, малярия и бронхит.

А когда тетя подарила ей настоящий, списанный накануне в поликлинике, стетоскоп, счастью её не было предела. Она не замечала ни потертости, ни сломанные часы. А только открывающиеся перспективы в области врачевания кукол. Все подружки ей завидовали. И никто не сомневался в том, что, когда вырастет, она станет врачом.

В школе она была отличницей, но основной упор делала на биологию и химию. Чтобы поступить в медицинский. Экзамены она сдала блестяще и поступила в Ивановский государственный медицинский институт. Училась усердно, с полной отдачей.

Когда началась война в Афганистане, она и другие комсомольцы с ее курса в период каникул работали в военных госпиталях, помогали раненным и больным войнам-интернационалистам. Это был самый счастливый период ее жизни. Наконец-то она чувствовала себя полезной. Наконец-то она смогла воплотить свою детскую мечту. Лечить людей. Она не видела ампутированных конечностей, ожогов и контузий. Она видела пациентов, которым нужна забота и помощь. И она самоотверженно помогала им. Не жаловалась, не жалела себя, не плакала. Они взамен называли ее сестричкой.

На пятом курсе её завербовал КГБ. Ей дали окончить интернатуру, а потом предложили принять участие в эксперименте. Удивительном, невообразимом. Эксперименте, который мог быть возможен только в Советском Союзе. Эксперименте, достойном пера Алексея Толстого, которого она очень любила. Разумеется, она согласилась. Без раздумий. Без сомнений. И оставила мечту своего детства — карьеру врача-терапевта. По крайней мере, на какое-то время. Пока длится эксперимент. Ради общего блага. Ради своей Родины, своего народа.

Для ее родных подготовили легенду о том, что она добровольцем-медиком уезжает в Афганистан. Но вместо Кабула она оказалась под Владимиром. В небольшом засекреченном военном городке под странным названием Владимир-30. Два года её готовили к эксперименту. Два года она писала родителям и сестре письма, которые внимательно прочитывались в оперативном отделе, прежде чем попасть адресату. В них она писала, что у нее все хорошо, что она счастлива, что ее окружают замечательные люди, друзья, что она делает важное и интересное дело, что ее хвалят, что трудится на благо Родины, исполняя интернациональный долг. И не всё в этих письмах было неправдой.

В день эксперимента она не могла уснуть. Неясная тревога соперничала с восторженным ожиданием. В тот день их всех наградили медалью «За отвагу». Через год она была награждена орденом Ленина. Посмертно.

Пеший путь по лесу для Максима дался нелегко. И дело тут было вовсе не в том, что они пробирались ночью сквозь дремучий смешанный лес, освещая дорогу фонариками из телефонов. Максим находился в состоянии сильнейшего опьянения. Он не мог совладать со своими ощущениями. Нарушенное восприятие постоянно подкидывало новые и новые образы несуществующей реальности. Рациональное мышление практически полностью бездействовало и лишь изредка слабо реагировало на происходящее. Сознание было затуманенным.

То, что в отваре, который дал ему Ефим, находятся какие-то наркотические вещества, Максим осознал еще в коляске мотоцикла. Хотя первое время он никак не мог сообразить, что же вообще с ним происходит. Откуда взялись эти тревога и рассеянность. Он никогда не употреблял наркотики, и единственное с чем он, в конце концов, смог сопоставить свои ощущения, так это с действием большой дозы алкоголя, хотя опыта по этой части у него было крайне мало. Фактически был один только эпизод в его скромной еще курсантской биографии, когда он поддался всеобщему воодушевлению и перебрал водки, отчего весь мир, похоже, завибрировал и, в конце концов, скатился во тьму. Но в этот раз мир во тьму скатываться не хотел. Наоборот, казалось, что он движется к яркому красочному свету.

В Академии он изучил специальный криминалистический курс, посвященный борьбе с незаконным оборотом наркотиков. Он прекрасно разбирался в методике раскрытия и расследования наркопреступлений. Он знал, как выглядят многие наркотики, какие они имеют официальные и неофициальные названия, он имел общее представление об особенностях изготовления и переработки некоторых из этих веществ, знал особенности уголовной ответственности за совершение наркопреступлений. Более того, он искренне верил, что косяк действительно похож на таракана[13], хотя и не понимал почему, и ему даже было известно, как действуют различные наркотики на организм человека. И при этом он абсолютно не представлял, что значит, словить качественный наркотический приход. То, что он переживал, абсолютно не совпадало с тем, что говорил на своих занятиях преподаватель Кувакин. Ощущения, завладевшие Максимом, не соответствовали стандартному определению эйфории и никак не соотносились с теми характеристиками зрительных и слуховых галлюцинаций, а также особенностями искажения восприятия, которые были довольно подробно описаны в учебнике.

Максим не только не был готов к такому крушению веры в блестящее специализированное образование, но еще и жутко злился на Ефима, который просто на просто обманул его, сокрыв, что в отваре содержатся какие-то наркотики. Максим, по крайней мере, так ему показалось, даже высказал по этому поводу претензии. Но Ефим, похоже, их не услышал. Во всяком случае, он никак не отреагировал, предоставив Максиму возможность самостоятельно разбираться со своими проблемами.

В итоге он послушно плелся позади Ефима и Святослава, стараясь по мере сил сопротивляться действию наркотиков. Это у него не получалось, хотя иногда ему почти что удавалось взять себя в руки. И тогда он с ужасом ловил себя на мысли о том, что в этот самый момент среди ночи, неизвестно где бредет по дремучему лесу с фактически незнакомыми ему людьми. И ему становилось так жутко, что он готов был сжаться и забиться в какую-нибудь яму, под какой-нибудь куст в ожидании, когда закончится действие наркотиков. Но подобные просветления возникали все реже и протекали все быстрее и быстрее. В конце концов, он утратил возможность ловить реальность, полностью отдавшись той неведомой силе, которая влекла его непонятно куда.

Лес казался зачарованным. Мох был ярко-зеленым, почти светящимся. Россыпи белых цветов кислицы были такими живыми и нежными, такими трепещущими, что на них было страшно наступать, и Максим обходил их стороной. То здесь, то там мерцали огоньки маленьких желтых цветов, увлекая его в непроходимую чащу. Туда, где живут древние духи леса.

Максим даже поддался искушению встретиться с ними лично и сошел с тропы. Буквально на несколько минут. Он прошел не больше двадцати шагов и тут заметил одного из них. Одного из лесных духов. Вернее, ощутил его присутствие. Впереди. Метрах в пятнадцати. Он не смог его разглядеть, увидев только абсолютную тьму, укрывшуюся за кустами черники под стволом старого поваленного дерева. Непроглядную. Враждебную, беспощадную, чуждую. Это был злой дух.