Январь 2019 года. Я заканчиваю работу над этой книгой и натыкаюсь на пост лайфстайл-блогера со 150 тысячами подписчиков в инстаграме. Она рассказывает, что посмотрела фильм «Талли» (художественный фильм 2017 года о трудностях послеродового периода и материнства в целом. –
Я понимаю, что людей, которые говорят или думают что-то подобное, много. Мне такие слова кажутся нечестными, несправедливыми и очень злыми, но я уверена, что эти женщины и мужчины не виноваты. Социальные и культурные установки словно бы обязали нас, родив, быть счастливыми. Не выходит? Да быть такого не может! И вот мы уже оправдываемся перед знакомыми, недовольными родственниками, врачами в поликлиниках за наши тела, мысли, представления о счастье и комфорте. За то, что решили пойти не по социально приемлемому, но по единственно верному для нас самих пути.
Не существует универсального сценария жизни после родов. Мы не становимся экспертами в материнстве в тот момент, когда нам на грудь кладут новорожденного. Наша жизнь перевернулась, и теперь далеко не все в ней зависит от нашего ума, настойчивости, умения приспосабливаться и силы воли. Но в этом сложно признаться даже себе, что уж говорить о других. Честный и открытый разговор может отправить нас на скором поезде в царство токсичного позора, осуждения и тотального неприятия.
На тот злой комментарий в инстаграме я не отвечаю. Я редко чувствую в себе силы вступать в словесные баталии в социальных сетях. Сначала я просто злюсь, потом понимаю: это лишнее подтверждение тому, что книгу я написала не зря. Когда я писала, я будто бы мысленно разговаривала с тем самым обесценивающим жестоким голосом из интернета. Я очень надеюсь, что моя работа будет полезна не только женщинам, столкнувшимся с послеродовой депрессией. Если мне и всем экспертам, которые помогали мне работать над текстом, удастся повлиять хоть на одного скептика, я буду считать это большой победой.
По моим наблюдениям, открыто обсуждать расстройства психики как часть общественной жизни в России стали только в последние годы. При этом я пока не чувствую, что мы полностью готовы относиться к людям, имеющим этот опыт, как к равным, достойным уважения и признания.
Когда я гуглила материалы о стигматизации людей с психическими расстройствами, почти сразу наткнулась на автореферат диссертации 2009 года, которая называется «Стигматизация больных депрессией» [77]. Там есть очень красноречивые данные: «В отличие от других, респонденты группы „Общество“ (ее составили сотрудники отделов кадров, юридических служб, педагоги, работники торговли и другие лица, с которыми наиболее часто сталкиваются больные в повседневной жизни) были плохого мнения о характерологических особенностях больных депрессией, оценивали их особенно негативно: „нытики и пессимисты“ (95 %), „эгоисты“ (86,67 %), „лентяи“ (38,33 %), „своей плаксивостью вызывают негодование“ (75 %) и „в тягость сослуживцам“ (96,67 %). По мнению группы „Общество“, наличие у больных депрессией таких черт делает их обузой для семьи и предприятия, вызывая к ним неприязнь и недоверие как к плохим работникам, которым нельзя доверить ответственное дело».
«Каждый хоть раз что-то слышал о психических расстройствах, а может, встречался с теми, у кого они есть или были раньше. Стоит знать, что психические расстройства так же реальны, как физические болезни, и необычное или странное поведение человека может быть следствием их, а не вредности, лени и пессимизма, – говорит Анастасия Федорова, которую я попросила прокомментировать этот отрывок. – Возможно, такое неприятие связано с отсутствием знаний о том, что такое расстройства психики, какие они бывают, в чем проявляются. Людей пугает то, что непонятно и необъяснимо».
«Стигматизация послеродовой депрессии – это проявление глобальной стигматизации психических расстройств, – считает Дарья Уткина. – Чтобы ее победить, надо писать книги, создавать группы поддержки, высказываться в медиа. Тем более конкретно эта тема близка всем: либо ты сама была в послеродовой депрессии, либо с ней сталкивались твоя мама, тетя, сестра, подруга».
Стигматизация мешает поддерживать близкие отношения с людьми, искать работу, строить семью. Она создает ложное впечатление, что людей с психическими расстройствами мало или практически нет. А еще она делает очень трудным, почти невозможным обращение за помощью.
По статистике ВОЗ, в странах с низким и средним уровнем дохода от 76 до 85 % пациентов с психическими расстройствами не получают никакого лечения. В странах с высоким уровнем дохода в таком положении оказываются до 50 % людей с расстройствами [78]. Моя мечта – мир, в котором обращаться за профессиональной помощью при психическом расстройстве будет так же естественно, как идти к терапевту при гриппе или к окулисту, когда падает зрение. А еще там бы все понимали, что человеку в депрессии нужны поддержка и лечение, а не осуждение и навешивание ярлыков.
Что делать со стигматизацией материнства
Дискриминации в России подвергаются не только разного рода меньшинства. Матери сталкиваются с ней на каждом шагу. С одной стороны, государство принимает меры для повышения рождаемости: материнский капитал, брошюры о «женском предназначении» и семейных ценностях в женских консультациях, оплаченные Минздравом статьи в женском глянце о прелестях материнства. С другой – на деле прав и свободы у женщины после рождения ребенка резко становится меньше. Кормишь грудью на публике? Готовься к порицанию [79]. Хочешь пойти с ребенком в музей? Жди возмущения [80]. Долго была в декрете? Прощайся с карьерой! [81] Летишь в самолете с младенцем? Будет возмущение на весь фейсбук! [82] Вывела ребенка на прогулку без шапки? Выслушай непрошеный совет! В общем, родила – чувствуй себя максимально неудобной.
«Мы сталкиваемся со стигматизацией каждый раз, когда видим в интернете хэштег #яжемать, – считает Елена Боровая, журналистка и ведущая ютьюб-канала „Мать года“. – Найдутся тысячи людей, которые скажут, что ничего не имеют против публичного грудного вскармливания, но „вообще-то лучше прикрыться“. Но это не их дело – как и любой другой личный выбор любых других людей. Токсичные шутки, мемы про матерей, обесценивающие комментарии в интернете ведут к тому, что женщины, стремясь заслужить одобрение, могут перестать слышать себя и открыто говорить о своих желаниях».
Сегодня матерям в России приписывают огромное количество пороков: от отсутствия критического мышления до любви ко всему бесплатному. Еще одна частая проблема, связанная с этим, – нарушение границ. «Непрошеные советы можно услышать от старших родственников, людей на улице, комментаторов в интернете, – говорит Елена. – Чаще всего люди оправдывают свое поведение заботой о будущем ребенка. Мне хочется обнять каждую маму, которая с этим сталкивается. Страх встретить осуждение может вылиться в недовольство жизнью и собой, эмоциональные срывы, депрессивные состояния и нарушение контакта с ребенком. А винить в произошедшем она будет себя и свое материнство. Так не должно быть!»
Как бороться со стигматизацией? Елена Боровая уверена: распространяя знания. «Нужна доступная и правдивая информация о том, каково быть матерью, с чем женщине придется столкнуться после родов, какие существуют возможности и сервисы, облегчающие жизнь родивших женщин. Это может повысить общественную способность к эмпатии и принятию».
«Главное, что мы можем, – это не делать вид, что послеродовой депрессии не существует, – говорит психолог Вера Якупова. – Я считаю, что просвещение – первый шаг, а заблаговременное информирование о депрессии – отличная профилактика».
По словам Елены Боровой, победу над стигматизацией может приблизить даже качественная инфраструктура: например, приятные и чистые комнаты матери и ребенка в торговых центрах, доступность транспорта, пандусы для колясок в переходах и подъездах. «Поможет социальная реклама, которая будет объяснять далеким от родительства людям, в чем интересы и потребности тех, кто выбрал путь рождения и воспитания детей. Есть расхожий и очень правильный аргумент: даже те люди, которые не любят детей, сами когда-то ими были. Для меня стигматизация материнства – в некотором роде стигматизация жизни, ее естественных процессов. Хотелось бы, чтобы общество было милосерднее и толерантнее, чтобы люди уважали не только собственные границы и научились ставить себя на место других».
Как депрессия изменила мою жизнь
Я не помню той удивительной минуты, когда мне стало хорошо. Пожалуй, мне становилось лучше постепенно. Я принимала антидепрессанты и нейролептики в общей сложности полтора года. К концу этого срока я поняла, что хочу скорее закончить лекарственную терапию: надоели и побочные эффекты, и ограничения, а состояние казалось стабильным. Тогда я перестала ходить на приемы к психиатру, который наблюдал меня в больнице и настаивал на длительном медикаментозном лечении после выписки, и нашла нового, который согласился постепенно снижать дозы лекарств. В начале лета 2018 года я оставила в прошлом и депрессию, и лечение.
Тогда же, в июне, я нашла новую психотерапевтку (до беременности я проходила психотерапию больше пяти лет с перерывами), с которой продолжаю работать и сейчас. Мы много говорим и о депрессии, и о повышении качества жизни после драматических событий. Прорабатываем мои запросы, связанные с отношениями с мужем и ребенком, самоуважением и отстаиванием личных границ, работой. Психотерапия очень помогает мне, дает пищу для размышлений, позволяет видеть то, что сложно заметить без опытного и внимательного специалиста. Я очень рада, что живу в то время, когда такой способ самопомощи становится нормой.