— Что же ты молчал! — взволнованно говорил он. — Говори, говори! Где этот комитет, как с ним связаться?

Я рассказал ему все, что было можно сказать, сохраняя конспирацию. Места, где находился наш подпольный комитет, я не назвал, но сказал, что я сам — член комитета и связаться он может через меня.

Я спросил, есть ли среди татарских товарищей люди, на которых можно положиться.

— А где их нет! — воскликнул Муса. — Есть такие, что пойдут куда угодно — в огонь и в воду, лишь бы приносить пользу Родине.

Джалиль рассказал, тоже коротко и осторожно, о своей подпольной группе, которая еще формировалась.

Так во второй половине февраля 1943 года, если не ошибаюсь, была установлена связь между двумя подпольными группами.

Чтобы избежать подозрений со стороны фашистов, мы решили в библиотеке встречаться только в самых крайних случаях, если это будет вызвано срочной необходимостью. Стали видеться в разных местах Берлина…

Я передавал Мусе советские газеты, которые с большим опозданием каким-то образом поступали в библиотеку, интересующие его книги, листовки нашей подпольной группы. Эти листовки Муса со своими друзьями из редакции «Идель Урал» размножали на татарском языке и распространяли среди легионеров.

Однажды, когда я уже не работал в библиотеке, мы встретились с Мусой в парке Тиргартен, прошлись по центральной аллее… Потом свернули в узкую аллейку, обсаженную кустарником. Здесь стояли деревянные скамейки с надписями «Не для евреев». Муса прочитал и воскликнул:

— Какая мерзость!.. С этого начинается фашизм… А знаешь, что я думаю, — перебив самого себя, сказал он. — После войны, если буду жив, увезу такую скамейку в Москву. Такая скамья будет говорить молодежи о германском фашизме больше, чем любая книга!

Я засмеялся и сказал — представляю, как он будет везти скамью.

— А что, возьму и увезу, кто тогда сможет запретить, — уверенно ответил Муса.

Мы выбрали самое глухое место, сели на скамью и начали перегружать из кармана в карман листовки и газеты. Помню, десяток листовок был отпечатан под копировку на пишущей машинке на папиросной бумаге. В них говорилось о разгроме немцев под Харьковом.

Мы крепко пожали друг другу руки и расстались.

Муса часто уезжал в командировки. Тогда за подпольной литературой приходил кто-нибудь другой из его верных друзей, с которыми он меня познакомил. Произошло это в местечке Мариенфельд. Я прошел до трамвайной остановки, постоял немного и пошел к месту встречи. Вдруг увидел Мусу в сопровождении двух немецких офицеров. Я похолодел… Скрыться было некуда. Они меня уже увидели. Муса улыбнулся и приветливо помахал мне рукой. Его попутчики тоже смотрели на меня и улыбались. Муса подошел ко мне.

— Кого ты привел? — встретил я его настороженным вопросом.

— Не беспокойся, это друзья из татарской газеты, о которых я тебе рассказывал. Люди надежные, ручаюсь за них головой.

Оказалось, что на следующий день Муса должен был уезжать недели на две в легион и решил познакомить меня со своими товарищами, чтобы не прерывалась наша связь. Мы зашли в ближайшую пивную, в туалете я передал Мусе подпольные листовки. Мы выпили по кружке пива и вышли на улицу.

— Я поеду, а они к тебе сейчас подойдут, — сказал Джалиль. Он зашагал в сторону.

Я пошел к станции. По дороге меня нагнали спутники Мусы. Поздоровались. Это были Ахмет и Абдулла. Фамилий они своих не назвали. Условились о следующей встрече.