В этом лагере и наметился первый отряд, боевое ядро будущей подпольной организации. Вот неунывающий Абдулла Батталов. Среднего роста, плотный, он чуть прихрамывал: одна нога у него была обморожена, и пальцы ампутированы… Он знал на память многих поэтов, в том числе стихи своего брата Салиха Батталова и Мусы Джалиля.
Здесь же, в Демблине, я встретился впервые с Гарафом Фахретдиновым. В лагере его звали Димом Алишевым. Фахретдинов трижды бежал из лагерей, но каждый раз его ловили, подвергали пыткам.
Вскоре нас разлучили, меня отправили в Германию.
В сорок втором году гитлеровцы стали формировать из военнопленных антисоветские легионы для фронта. И вот снова этап. На этот раз везут назад, в Польшу, в Едлино. Здесь, в окруженном колючей проволокой военном лагере, находился татаро-башкирский легион, получивший название «Идель Урал».
В едлинском лагере я попал в один барак с музыкантами. Вскоре к нам из берлинского комитета «Идель Урал» приехал высокий смуглый человек по имени Султан. Ему сказали, что в музыкальной команде не хватает артистов и музыкальных инструментов.
— Гумеров советует привезти музыкантов из Демблина, — сказал приезжий.
Известие о том, что Муса Джалиль поступил на службу к немцам и работает в комитете «Идель Урал», не было новостью. Но я не хотел верить этому. Теперь же, услышав о Гумерове, я словно прозрел! Так вот оно что… Муса хочет собрать вокруг себя верных товарищей! Я тут же сказал Султану, что хорошо знаю артистов из Демблина. «Поедешь за ними», — сказал он.
Позже моя догадка подтвердилась. Муса вначале и слышать не хотел о службе у немцев. Лишь позже, осознав, что затея гитлеровцев открывает ему возможность заниматься антифашистской пропагандой, он дал согласие. Путь, на который стал Муса, был труден и опасен.
Джалиль приступил к организации подпольных групп. Для подпольной работы в легионе ему нужны были надежные помощники. И вот мы вдвоем под конвоем отправились в Демблин за пополнением. В Демблине я разыскал Гайнана Курмашева, Абдуллу Батталова и других товарищей. Узнав, что Муса жив и что «артисты» набираются по его инициативе, товарищи вместе со мной начали думать, кого бы взять в Едлино. Выбрали тринадцать человек. Ни один из них не был профессиональным артистом. Гайнан — учитель, Абдулла — старший политрук, Хасанов — строевой командир, Султанов — преподаватель, Мичурин — юрист… Из этих людей в Едлино и был создан так называемый культвзвод, или капелла. Режиссером ее назначили Гайнана Курмашева, я стал ее руководителем.
В начале мая сорок третьего года нашу капеллу повезли в Берлин. Там встретил нас восторженный Муса. Втроем удалось поговорить во время прогулки по зоопарку. Он рассказал нам, как подпольная организация должна проводить работу в Едлине. Предложил в целях конспирации разбиться на маленькие группки по три-четыре человека.
— Это на случай провала, — сказал Муса. — Рядовые подпольщики не должны ничего знать о членах других групп.
Через два дня мы вернулись в легион. Перед отъездом Муса передал нам две пачки листовок на русском языке.
Наш музыкальный взвод часто выезжал для выступлений в Радом, Крушно, Демблин, Узедом и Дрезден. Муса обычно сопровождал нас в этих поездках как официальное лицо, приставленное к нам для надзора. Сам он в концертах участия не принимал, но все наши поездки использовал для встреч с нужными ему людьми.
Я не раз наблюдал, как Муса вел переговоры. В Крушно у него были надежные люди. Возможно, что с их помощью он связывался с польскими партизанами. После выступления в легионе мы предполагали отступать именно через Крушно. Там были расположены рабочие батальоны из советских военнопленных и людей, угнанных из оккупированных территорий Советского Союза.
Нам предстояло подобрать надежных пропагандистов, которые, будучи назначенными немцами на эти должности, могли бы незаметно разоблачать фашистскую пропаганду. Одним из таких пропагандистов стал Мичурин. Под видом коллективных читок грязной газетенки «Идель Урал» пропагандисты сообщали последние сводки Совинформбюро, рассказывали о положении на фронте, цитатами из немецких журналов показывали, как фашисты на самом деле относятся к восточным народам. Главное в нашей пропаганде заключалось в том, чтобы раскрывать планы нацистов, их цели в создании легионов.
Двум нашим подпольщикам — Омарову и Ахметову, находившимся в Едлино, удалось стать радистами легиона, через них мы получали самые последние сведения о положении на фронтах Отечественной войны. К тому же Ахметов вскоре даже сделался денщиком командира легиона — майора фон Зиккендорфа. Через него подпольщики могли узнавать обо всем, что происходит в едлинском лагере.
В конце июля сорок третьего года Муса Джалиль приехал в Радом, где готовился план вооруженного выступления. Разрозненные группы надо было собрать в единый кулак. В Берлине свою поездку Муса объяснил тем, что нужно готовить постановку музыкальной комедии «Шурале», которую он написал. Действительно, члены капеллы распределили роли, начали репетировать музыкальную комедию, а тем временем вели подготовку к решающим действиям.
Одновременно с Мусой Джалилем из Берлина приехал один человек, татарин, в форме немецкого офицера. Вскоре незнакомец этот бежал с четырьмя нашими товарищами. Одним из четверых был радист Омаров, член подпольной организации. Двое бежавших были шоферы. Муса несомненно знал о предстоящем побеге. Через этих людей он хотел связаться с партизанами и частями Красной Армии.
Только через несколько дней во время совещания, на котором присутствовало всего лишь четыре человека, Муса намекнул нам, с какой целью осуществлен был побег. Кажется, это было наше последнее совещание, проходило оно за день или два до нашего ареста. Здесь были Муса, Курмашев, Сайфульмулюков и я. Гараф Фахретдинов охранял нас. Джалиль сказал, что связь с партизанами и Красной Армией установлена.
Мы обсудили, какие обязанности возьмет на себя каждый в день восстания. Сайфульмулюкову поручили уничтожить командование легиона, я со своей группой должен был захватить пушки, лошадей, Курмашев — перебить охрану, Фахретдинов и Мичурин — нарушить связь. В Крушно подготовка, по-видимому, была закончена. Незадолго перед тем Муса побывал там с нашей капеллой.