– Теперь домашний. Матраскин зовут.

– Прикольное имя, сам придумал? А, ну да, конечно, сам, – он похлопывает меня по плечу. – Ты ж у нас кто там, дай Бог памяти… Сценарист?.. Кира, фу! Всё, сосед, потом поболтаем, – Стас срывается с места, и его «фу, фу, Кира!» тает вместе с ним, снова догоняющим лупоглазую чихуахуа.

Намеренно долго нащупываю в кармане рюкзака ключ. Что там, в доме?

Двор вычищен. Декоративный прудик зарос травой. Он высох и смотрит в небо пустой глазницей. На скрипящих, рассохшихся ступенях, ведущих через веранду к двери, меня догоняет хромой старый кот.

– Имя тебе – Матраскин. Запомни. Ну, давай заселяйся. С тобой будет не так тоскливо.

Кот, навострив уши, словно понимая, сигает через веранду и оказывается у двери первым. Потом переступает порог и входит так уверенно, словно всегда тут жил или точно бывал.

Мне ничего не остаётся, как сделать шаг вслед за ним. Вхожу в узкий коридор с ярким цветным ковриком на полу.

Здесь всё по-старому. Что за тревожные стуки? А, это же моё сердце.

В доме чисто, предметы аккуратно расставлены. Два кресла-качалки, твоё и моё любимые, стоят ровно на тех местах, где мы всегда их ставили – напротив друг друга. На мою качалку с чувством абсолютного и безраздельного хозяина вскакивает новый четвероногий обитатель. Довольно зевнув, он прокручивается вокруг хвоста и укладывается калачиком. Бросаю рядом сумку и рюкзак и возвращаюсь к входной двери.

Сейчас я смотрю на неё, как на портал в другое измерение. В то измерение, где мы не отправились в путешествие на остров, не взяли напрокат мотоцикл, не поехали в дождь и ночь… В то измерение, где ты осталась жива и ждёшь меня в этих самых стенах, покачиваясь у камина.

А в этом измерении, в этой реальности я чуть не убил сам себя от горя после того, как врач произнес: «Извините, но сделали всё, что могли. Такие травмы летальны». Месяц я лежал, не желая признавать случившееся. Месяц искал психолога. И полгода ходил на приём к самому лучшему, которого нашли друзья.

Смотрю на дверь, как на портал в другое измерение. Я хотел бы, но не способен ни телепортироваться, ни исчезнуть.

Тебя больше нет, но теперь я точно смогу с этим жить.

Жить ради памяти.

Трогаю потрескавшиеся красные буквы на входной двери.

Пальцы, подёргиваясь, проходят по:

“Свет выключила!”.

Соскальзывают и осторожно трут:

“Вещи разложила! Двери закрыла!”.

И надолго задерживаются, кружась, на самом главном: