Дорогая тетушка,

Вчера я получил Ваше письмо от 12-го мая, что стало для меня большой радостью. Читая его, я ощутил тесную связь с внешним миром, от которого я был оторван в течение столь продолжительного времени. Ваше письмо шло два месяца с небольшим. Сейчас я нахожу, что это совсем недолго. Пользуясь тем, что майор Роберт Уайт уезжает, передаю с ним письмо для Вас. Когда я был принят в Миссию, майор уже состоял там на службе. Мы были очень хорошими друзьями, и я глубоко сожалею, что он возвращается в Англию. Однако он передаст Вам мое письмо, и если у Вас появится возможность встретиться с ним, Вы сможете получить из первых рук увлекательный отчет о нынешнем положении дел. Также он, вероятно, сообщит Вам подробности тех событий моей жизни, о которых я упомянул лишь мельком. В январе я поступил на службу здесь, в Омске, и после нашего прибытия во Владивосток в конце января стал обсуждаться вопрос о личном составе Миссии. В феврале я имел разговор с Верховным комиссаром, в ходе которого согласился остаться здесь еще на два месяца и выразил желание при первой возможности снова пересечь линию фронта, так как оставил часть багажа в Екатеринбурге. Верховный комиссар сказал тогда, что не может обещать мне еще одну поездку, поскольку его планы очень неопределенны, но в то же время он высказал предположение, что вернется в Омск в начале мая. Получив отпуск в начале мая, Верховный комиссар прибыл из Гонконга, после чего незамедлительно стали обсуждаться детали данной поездки. Но поскольку личный состав представительства Миссии во Владивостоке был довольно немногочисленным, мне сказали, что я должен оставаться там. Однако мне это не подходило, и я напомнил Верховному комиссару о нашем прошлом разговоре. Он с готовностью дал разрешение на поездку, и 29 мая мы уехали. После короткого пребывания в Омске мы отправились в Екатеринбург, где я смог посетить Комиссию, расследующую обстоятельства смерти семьи последнего Императора. Я дважды приезжал на место, где они, предположительно, были похоронены, и наблюдал за проводимыми работами. Накануне моего приезда из глубокой шахты извлекли останки маленькой собачки, и мне выпала печальная обязанность опознать в ней собачку младших Великих Княжон. Я также дал официальные показания следственному судье, который был назначен после моего отъезда из города. Он показался мне очень квалифицированным, полной противоположностью своего предшественника. Во время нашего пребывания в Екатеринбурге, военная обстановка резко ухудшилась, и безопасность жителей города стала вызывать у наших офицеров серьезное беспокойство, которое, однако, не разделял Главный штаб. Последующие события вскоре показали, что тревога не была безосновательной, так как почти сразу же после нашего возвращения в Омск был отдан приказ об эвакуации жителей города. Отступление уже тогда было в разгаре, сейчас оно продолжается, хотя и не такими быстрыми темпами. Теперь вся работа, которую вел Следственный комитет, заброшена, и неизвестно, сохранится ли что-нибудь после очередного прихода к власти большевиков. Когда я был там, на разных шахтах работало, по меньшей мере, двести рабочих, но они сталкиваются с огромными трудностями. В лесу огромное количество шахт разной глубины, и самая глубокая уходит в землю на 24 аршина (60 футов). Все шахты наполнены ледяной водой, однако благодаря этому тело собачки, даже спустя год, сохранилось довольно хорошо. Несколько позже были найдены другие останки, по всей видимости, человеческие, хотя они еще не были исследованы специалистами. С помощью улик и найденных останков были установлены обстоятельства убийства, совершенного 17 июля два года назад. В годовщину их смерти в местном храме прошло заупокойное богослужение. Все было чрезвычайно печально.

Во время пребывания в Екатеринбурге мне представился случай поговорить с Верховным комиссаром касательно моей дальнейшей службы в Миссии. У меня была возможность уехать отсюда морем, и я считал, что лучше все прояснить. Итак, я сказал Верховному комиссару, что мог бы уплыть на пароходе по Оби и далее через Карское море, как собирался сделать профессор Пэрс, и поскольку мне придется самому оплатить обратную дорогу, я был бы рад, если он сможет отпустить меня, — тогда я сяду на пароход, который отправляется в конце июля. Разумеется, я выбрал именно этот маршрут, который, судя по всему, обещал быть менее дорогостоящим, по сравнению с другими: через Владивосток, через Канаду или Америку или же через Суэцкий канал. Верховный комиссар ответил, что вряд ли сможет меня отпустить, поскольку он надеялся, что я останусь с ним до начала октября (в то время как сам рассчитывает уехать в отпуск). Я обратил его внимание на то, что сейчас я могу уехать, истратив на поездку лишь небольшую сумму, однако, если буду медлить до начала октября, на путешествие уйдет гораздо больше средств. Комиссар признал убедительность моих доводов и сказал, что хоть он и не может обещать бесплатного билета на пароход, все же попытается это для меня устроить. Он добавил также, что если в эти дни будет уходить какой-нибудь войсковой транспорт, для него не составит труда определить меня на борт. Таким образом, я вынужден был согласиться, но, признаться, мне не очень хотелось отвергать первую возможность спастись от наступающих морозов и снега Сибири. Впрочем, я знаю, что этот пароход отплывает приблизительно 29 сентября с Мидлсекским полком на борту, и я надеюсь, что смогу на него попасть. Но поскольку меня не призывали обратно в Англию, я боюсь, что какое-нибудь обстоятельство может помешать моему отъезду как раз тогда, когда корабль будет готов к отплытию.

Майор Уайт, который передаст Вам мое письмо, уезжает сегодня, и я должен заканчивать. Убежден, что если Вам доведется встретиться с майором, он покажется Вам весьма интересным человеком.